он любил, особенно гротесковые. Еще одним достоинством вчерашнего спектакля были довольно простые декорации, которые убрали уже через час после того, как опустился занавес. Сцена стояла пустая, декорации аккуратно составлены в «карман», и всю ночь Театр дышал свободно, полной грудью. А то, бывает, не разберут декорации, оставят на утро, вся сцена забита, и Театру в такие ночи казалось, что ему нечем дышать и что-то давит на грудь и голову. Даже не давит, а распирает изнутри.
Но этой ночью он спал спокойно и сны видел радостные, потому что после комедийных спектаклей во всех помещениях, словно плотный дым, стояла аура веселья и удовольствия. Это приподнятое настроение буквально клубилось по зрительному залу с сиденьями, накрытыми на ночь огромными полотнищами, пряталось в проемах между лепным и выдвижным порталами, поднималось к падугам и выше, к самым колосникам. И от этого и сон был крепким, и сновидения – легкими.
Без четверти семь лязгнул замок – открыли запертые на ночь двери служебного входа, и в десять минут восьмого Театр уловил знакомые тяжелые шаги: уборщица Маруся. Фамилии ее Театр не понимал, но слышал, что другие уборщицы называли ее именно так, Марусей, а Владимир Игоревич Бережной называл ее странным словом «Матлюба». Что это слово означало, Театр не знал, но подозревал, что что-то уважительное, потому что Владимир Игоревич, директор-распорядитель, вообще такой человек, добрый, внимательный, работников Театра любит и относится к ним с уважением. Но до чего же тяжела походка у Маруси-Матлюбы! Женщина вроде небольшая, миниатюрная даже, худенькая, а ходит так, что у Театра все внутри дрожит, и в самых дальних закутках эта дрожь отдается. То ли дело Зиночка из бухгалтерии, вот уж она ходит – не ходит, а летает, ногами пола не касаясь, а ведь дама корпулентная, весит не меньше центнера.
А еще Театр очень любил кошек, не всех, конечно, всех-то он и не видал никогда, а их родных, собственных, театральных, и тех, что прибились к зданию и живут в нем, и тех, что живут у артистов и приходят в гости. Ну, не сами, конечно, приносят их хозяева, но все равно получается «в гости», и Театр всегда этому радуется, потому что приходят кошки в гости именно к нему, к Театру. А как же иначе? Все люди стремятся в Театр «зачем-то»: либо работать, либо удовольствие получать, развлекаться. А вот кошки и коты, которых приносят хозяева, являются именно что в гости к самому Театру, потому как ни работы у них тут нет, ни спектаклей им никаких не надобно. Ходят и трутся себе об углы. И тот факт, что к Театру, как к живому существу, приходят гости, поднимало настроение и придавало ему ощущение собственной значимости и равнозначности людям.
На самом деле «в гости» к Театру ходили только двое: кошка Эсмеральда, хозяйкой которой была известная актриса Арбенина, и ее сыночек, котик по имени Гамлет, которого приносил старинный друг Арбениной актер Пантелеев Степан Кондратьевич, милый старикан, проработавший в этом Театре всю жизнь и преданный ему всей душой. Только Гамлета что-то не видно, потому что Степан Кондратьевич умер, в фойе даже портрет
