заросли. В углу его рта пузырилась водянистая слюна. – Я всегда в тебе сие подозревал, черный ты еврей, хоть и притаился!
В своих стремленьях починить важное усиливающее оборудование лорд Хоррор видел в съеженном негритосе лишь электросхемы и ценный материал для запчасти. Тот задумал помешать его поиску, не предоставив себя добровольно. Лорд как можно яростнее встал на дыбы и с неотвратимостью обрушил на него свою пеккадилью.
– Ебаный черный еврейский жопосос!
Из-за куста высокой вонью всплыл аромат крови, мочи и испражнений и силой своею защекотал в ноздрях Экера.
Через час после размещенья закусок хозяина перед батареей компьютеров Экер удалился вниз и принялся сосать кровавый апельсин. В кухонном сумраке он выглядел чуть выше своего брата-близнеца. Не для него этот Менгов кричащий трансвеститизм. По контрасту он был обряжен в строгое черное. Тощее веганское лицо его обрамлялось черным бархатным клобуком. Мышиное тельце подчеркивалось миниатюрным индиговым нарядом, напоминавшим Оливье в роли Ричарда Третьего. Монашеская сутана с капюшоном, иссиня-черная, и бриджи в обтяжку. К левому бедру пристегнут короткий тонкий кинжал.
Лицо у него тоже напоминало грызунье; цветом бурое, нарушалось оно лишь жестокими белыми губами. За едой он перебрасывал, покручивая, кинжал из одной руки в другую. Себе под нос пери этом он шептал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Клюй, Елдик, клюй! Алкаш на четыре гуся, такая доблестная птичка! Ха, эк славно сказанул!
Раздраженный ожиданием и понуждаемый покалываньем множества бритвочек, плотно приклеенных лентой к голой коже под одеждой, после обеда Хоррор вышел наружу еще раз и пружинисто прошелся до старого склепа. Грядущая встреча пробудила в нем множество ассоциаций с лагерем смерти на острове. Оплетенная цветами труба, выстроенная из красного кирпича, сужалась кверху, черты ее резко заостряли все его чувства и отпирали воспоминанья о тех временах, когда сам он трудился в услужении ей. Она высилась над двухэтажным зданием из камня и бетона – и всеми его грезами.
От петуний, развешенных гирляндами по этой огромной квадратной трубе, долетела волна запаха черной смородины и напомнила ему, что все в этой конструкции ныне прискорбно являет ветхость и запустенье. Бирманские джунгли вознамерились вернуть себе свое; но так было не всегда. Он задумчиво остановился под сенью здания. Пока размышлял, внимание его привлек некий звук поблизости, и он повел в ту сторону головой. Под огромным мертвым деревом пинкадо, увешанном гирляндами паучьих орхидей, на ствол опирался Менг. Близнецу было что сказать, и он подкрался к хозяину, но ни тот, ни другой так и не заговорили. Дело может подождать, подумал Хоррор. Пусть Там пойдет и себя выебет.
Рассеянно близнец высвободил из пояса один из множества своих кинжалов и принялся остругивать сухую веточку. По его красному платью были размазаны яичные пятна от завтрака. Лицо его почти что затенялось трепетом рощи молодых диких лаймов.
