в ловушку, и, если бы Итан так сильно любил меня, как говорил, то нашел бы способ защитить меня любой ценой. Не захотел или не смог – это для меня дело второстепенное, неважное. Но больней всего было видеть осуждение в его глазах. Он винил меня, и я не настолько слепа, чтобы не понять это. Словно мне мало было сжигающего душу и сердце стыда, который останется со мной до конца жизни. Мне хотелось содрать с себя кожу, вскрыть вены, вырезать сердце из груди. В последствии я уже сама не могла найти себе оправданий и объяснений случившемуся. Какой-то немыслимый ряд случайных событий, или четко запрограммированных действий! Почему я не убежала? Почему не остановила Мартина? Неужели так боялась провалить задание Рэнделла Перриша? Как я могла позволить ему управлять моей волей? То, что он сделал со мной – немыслимо. Самое страшное – не грязный секс с парнем, увлекающимся играми с асфиксией. А то, что Рэнделл Перриш послал меня туда, зная, что произойдет.
Он освободил тебя от чувств, – так сказала Мак.
Но эти пять слов – лишь пустой набор букв, который не способен отобразить то, что Перриш сделал со мной.
Но ему удалось, действительно удалось избавить меня от иллюзий. Если это та цена, которую я должна была заплатить за свободу, то пусть будет так. Я попытаюсь смириться. И, может быть, со временем смогу забыть…
Но страх столкнуться со своим прошлым никуда не денется. Куда бы я ни шла, я буду ощущать эти пустые взгляды участников Розариума, обращенных мне в спину. Я буду чувствовать всевидящее око Перриша, непреклонно следующее за мной. А по ночам я буду вскакивать не от запаха гари, разбуженная кошмаром о гибели моей матери, а от ощущения прикосновений рук Мартина Роббинса к своей шее, к телу, прокручивая в голове картинки того, что он делал со мной. Пытаться найти ответ, почему, черт возьми, мне это нравилось. Как такое, вообще, возможно? Неужели я настолько развратна, распущенна и аморальна, что любой мужчина может заставить меня захотеть его, если приложит минимум усилий?
Но разве не так? Не то же ли самое случилось вчера на автостоянке, когда Нейтон начал целовать меня. Мне хотелось уступить ему, хотелось забыться, стереть воспоминания о чужих прикосновениях, которые до сих пор жгли мою кожу, заставляя гореть от стыда и презрения к себе. Кем бы я была, если бы позволила Нейтону Бэллу, этому золотому мальчику из богатой и влиятельной семьи с безупречной репутацией, стащить с меня трусики прямо в машине? А кем я была, когда позволила то же самое Итану, с которым была знакома считанные минуты.
Перриш наглядно показал мне мое истинное лицо. И оно мне не понравилось. Настало время в жизни что-то менять. Принять свои недостатки, извлечь уроки и научиться уважению к самой себе.
Когда в дверь звонят четвертый раз, я уже не смотрю в видеофон, точно зная, что на пороге очередной курьер с букетом цветов. Пусть я ненавижу любых представителей растительной фауны, необходимо признать, что так красиво за мной еще никто не ухаживал.
