Отисом отмечали Миросотворение по людским обычаям, как и многие здешние эльфы.
«Заглянете к нам, порадуете стариков?» – с надеждой спрашивала бабуля еще на прошлой неделе.
«Конечно!» – заверяла Беатрис.
«О чем речь, госпожа Таута? Разумеется, мы придем!» – обещал Себастьян.
Беатрис видела, как возлюбленный привязался к ним за недолгие полгода брака. Для него, паладина, чьи родные были далеко в Вайнривере, лесные эльфы стали второй семьей…
– Ну, что скажешь, Беа? – не удержался Себастьян.
– Себ, я… Это, это… потрясающе. Я, правда, честно-честно, не знала, что может быть так. Ничего подобного в жизни никогда не видела… – сказала Беатрис.
И сказала чистую правду. Лесные эльфы в Танха-Кан знали множество праздников, и эти праздники имели великое значение для всего Доначального леса, для самой первозданной природы и деревьев-шептунов, но они были другими. Сакральными. Лишенными всего этого внешнего, взрывающегося, разлетающегося искрами и падающими звездами великолепия.
Атмосфера эльфийских праздников была под стать древнему лесу: тихая, умиротворенная и молчаливая. Народ Беатрис терял голову в ритуальных танцах, выдувал мелодии из флейт и рогов, истязал глотку протяжным пением, щекотавшим кожу губ, но каждое, абсолютно каждое действие было осмысленным.
Лесные эльфы даже не зевали просто так. Не умели или не хотели уметь предаваться бессмысленному и беззаботному веселью. Тому, что оскорбительно зовется праздностью.
Вот, к примеру, вспомнилось девушке: Первоцвет, Алдкхома-Адсил, праздник первых цветов и ростков, прорубивших себе путь через недра Поднебесья, порождающих лес.
В отличие от людского Миросотворения, подарками эльфы не обменивались, фейерверков не запускали, да и деревья никогда бы не стали нагружать сплошным золотом и серебром. Беатрис хорошо помнила, как они всей семьей, собирая по дороге соседей, спускались к корням деревьев, леча их медово-смоляными отварами, а потом собирались на лужайках, закапывая саженцы в черную плодородную землю.
В такие мгновения мужчины мычали согласными, а женщины голосили гласными, порождая колебания в теплом, не знающем ветров и метелей воздухе.
– А я знал, что тебе понравится, – паладин скрепил руки вокруг талии жены. – Я так хотел поделиться с тобой этим праздником. Знаешь, ведь он мой самый любимый. Больше всего боялся, что тебе не понравится и ты не разделишь со мной эмоций…
Беатрис повернула голову, заглядывая мужу в потускневшую, затемненную капюшоном плаща зелень глаз.
– Ты шутишь? Как, ну скажи, как такое может не понравиться?.. Себ, если бы я только знала, что у вас, у людей, есть нечто подобное, я бы перебралась сюда значительно раньше.
– Слава богам… И вашим, и нашим, – облегченно выдохнул паладин.
Он, чуть наклонившись, уткнулся в макушку Беатрис подбородком.
