напряжения. И все равно краем глаза видел ее лицо, особенно посиневший нос с горбинкой, слезящиеся от ветра и от того какие-то оживленные внутренним страданием глубокие очи пожившей на свете, повидавшей виды женщины – иначе нельзя было определить выражение этих глаз. И часто замечал, что Женя в свою очередь не рассматривает, но приглядывается к нему и будто бы на студеном майском ветру теплеет та холодность в отношениях, что возникла благодаря змейскому, гиперсексуальному характеру Репнина. По крайней мере оказалось, практикантка не просто глазки строит мужикам, но умеет грустно улыбаться, задумываться, уходить в себя. Вдруг взяла и сфотографировала Рассохина крупным планом, хотя прежде снимала только виды реки, заломы, коряги и несущихся над водой уток. Он на ходу достал из рюкзака фляжку со спиртом, отхлебнул сам и протянул спутнице, но не предупредил, что за напиток. Отроковица же понюхала горлышко, смело сделала глоток и хоть бы поморщилась или забортной воды хватила ладошкой! Сразу видно, крепкие напитки пробовала не один раз.
Такая не раздумывая в глаз врежет…
Второй бак был на исходе, когда впереди над затопленной низкой поймой обозначилась высокая надстройка драги. Но еще пришлось крутиться по трем долгим меандрам, прежде чем в устье по-весеннему широкого и уже очищенного от залома притока Карагача открылся ее корпус, по верхнему этажу надстройки которого красовалась надпись, недавно набитая через трафарет, – «Рассоха». А на берегу стройной колонной стояла техника – оранжевые бульдозеры С-100, экскаваторы и десяток самосвалов, загнанных сюда по зимнику: мыслили отвалом сразу же отсыпать прямую дорогу на Гнилую Прорву.
Рассохин причалил к берегу возле стана приискателей, но выходить не стал, сообщил только, что завтра с утра можно будет приступать к вскрыше и что контуры пробного участка он отобьет сегодня же. Готовые к трудовому подвигу золотушники знали первооткрывателя этой россыпи и в благодарность забросили в лодку четыре крупных нельмы, посетовали, что на «сухом» законе, и оттолкнули от берега.
От устья речки до стана геологов, где отряд должен был базироваться, было еще минут десять пути по полноводному притоку, но даже короткая передышка и близость цели согрели более, чем спирт, поэтому расстояния они как-то не заметили. Стас прогнал лодку сквозь затопленные кусты и причалил к высокой древней пойме, на первый взгляд мало чем отличающейся от материкового берега – темное пихтовое чернолесье с пухлыми кронами кедров, довольно ровный горизонт, слегка изрезанный руслами стока вешних вод, мягкий, как перина, подстил под ногами да звенящая от долгого воя мотора тишина. Именно в этом месте два года назад, сплавляясь вниз по Карагачу на пластмассовых обласах, они с маршрутником Юркой кое-как протолкались по обмелевшему в межень безымянному притоку, раскопали приямок у уреза воды и отшлиховали[8] первые пробы. Не поверив глазам своим,
Отшлиховать – от «шлих» – остаток частиц тяжелых минералов, получаемый при промывании рыхлых или измельченных горных пород и руд.
