линную, до середины бедра, белую футболку. Другой – и они упоительной прохладой обласкали влажную кожу, приятно пощекотали по шее каштановым завитком, выбившимся из-под красной кепки, тихонько лизнули тонкую струйку пота, медленно катившуюся между упругих, вздымающихся от частого дыхания грудей, неплотно прижатых друг к другу лифом голубого купальника. «Какой чëрт меня дернул убегать от него по крутому склону, может, сейчас слышала бы другие звуки, кроме ударов собственного сердца, – мысленно корила она себя, отирая предплечьем испарину со лба, – хотя, останься я рядом с ним, все равно только этот стук и слышала бы, да ещë его прерывистое дыхание у моего уха в придачу. Интересно, на много я оторвалась?» Катя оглянулась. Хасан неспешно шагал далеко позади, весело насвистывая что-то под нос. Она безотчетно поднесла подрагивающие от усталости пальцы к губам. В ноздрях сразу защекотало от пыли. (Я забыла, мне приходилось помогать себе руками.) Катерина поморщилась, передëрнула покатыми плечами, чихнула, опустила ладони и пошла ближе к краю обрыва, откуда ее манила негромкая перекличка птиц и умиротворяющий плеск волн.
Впереди, насколько хватало взгляда, простиралось лазурное море. Над ним такое же лазурное небо с редкими, пушистыми, похожими на взбитые сливки белыми облаками. На горизонте две лазури сливались воедино, и уже невозможно было понять, где кончается море и начинается небо. Катя повела головой. Каменистый утëс под ногами, подобно авангарду, посланному неведомым правителем навстречу незримому врагу, выступал далеко в море, образуя с обеих сторон тихие живописные бухты. Левая виднелась лишь тонкой закругленной береговой полосой, которая утыкалась в невысокий зеленый холм, подобно младенцу, припавшему к материнской груди. И всë же Катя знала: в ней, за завесой буйной тропической растительности, сбегающей с покатого склона скалы, приютился двухэтажный домик – их временное пристанище – единственное творение рук человека на всем острове. Правая же бухта лежала как на ладони. Вода в ней меняла цвет: насыщенная лазурь, перебирая все оттенки, блекла до белого цвета прибрежного песка. За широким пляжем начинался малопроходимый широколистный лес. Легкий бриз колыхал верхушки раскидистых деревьев, отчего джунгли с высоты казались продолжением моря, поднятого безвестной рукой на деревянные сваи и окрашенного в нежно-зеленой колор.
Солнце уверенно клонилось к западу. Разлитый им по поверхности свет с каждой волной на глубоководье вспыхивал брильянтовым блеском, на мелководье золотился отражëнным в воде песком.
– Как красиво! – слова с придыханием вырвались сами собой.
Хасан неслышно подошел сзади, обнял за талию. От неожиданности она вздрогнула, но мягкое потирание его носа о еë затылок, изменило характер дрожи.
– Я так соскучился, – сильные руки на мгновение плотнее сжали кольцо объятий, – не убегай больше от меня, – шепот перемежался с мимолетными прикосновениями сухих губ к шее, – пожалуйста.
Жар слегка учащенного дыхания опалял кожу. Знакомые ненавязчивые нотки кедра в сочетании с едва уловимым оттенком сандала и чуть сладковатым запахом разгоряченного мужского тела, окутали еë теплым ароматом. Сердечко забилось чаще, поднимая выше волну желания.
– Больше не убегу, – она тоже вдали от его тепла чувствовала себя осиротевшей.
– Ты что-то до этого сказала? Я не понял тебя.
Бархатистый густой баритон звучал у самого уха. Вдогонку первой, покатилась вторая волна. «Сейчас не время и не место», – мелькнуло в голове. Погасив возбуждение, Катерина посмотрела на спутника пылающими восторгом зелëными глазами.
– Очень красиво, – повторила она, вдруг догадываясь о причине его непонятливости – самопроизвольные слова были русскими. Этого языка он не знал, они общались на чуждом обоим – английском.
Он ничего не ответил, быстро чмокнул еë в губы, расцепил руки, прошел немного вперëд, остановился, когда резиновые кончики носков его спортивной обуви потеряли опору, и осторожно, стараясь сохранить равновесие, навис над пропастью. Она непроизвольно последовала за ним. Глубокий вздох замер в груди. Где-то внизу, в головокружительной дали, искрясь алмазами, море также бережно несло свои воды, словно до берега было добрых сотню миль, однако негромкий рокот волн, бьющихся о камень, и птичий гомон, делали представление обманом.
Неожиданно из-под его ноги выскочил голыш (Катя поспешно отступила на шаг) и, рассекая плотный воздух, полетел вниз. Гулкое утробное эхо сопровождало сорванца, пока тот не плюхнулся в воду, означив своë вторжение в царство Нептуна высоким фонтаном брызг. Из-за козырька вылетела стайка чаек, оголтело крича, покружилась над возмущенной водой, снова скрылась под утëсом.
– Хочешь умереть в моих объятиях?
Лукавый голос с примесью мягких, как поцелуй, ноток заставил женщину вздрогнуть, снова отступить на шаг от края обрыва, выпрямиться, удивленно заглянуть в его глаза, подобные простирающейся внизу бездне.
– Нет, – Катя медлила,
