а не на совокупности этих точек, выделить ее и замереть в исступлении, замереть в непреднамеренном ощущении окружающей нас пустоты. Естественно, она была не одна, рука ее была спрятана в руке другой, и спрятана так, что кроме другой руки не было видно ничего, – только это я отметил в парне, идущем рядом, все остальное в его внешности было непримечательным: примерно сто семьдесят сантиметров роста, худое тело, темные волосы, постриженные месяц назад начинающим парикмахером, торчали в разные стороны, темная кофта и темные джинсы, темные кроссовки, – все такое же темное, как мои намерения в ту секунду. Я пошел навстречу, понимая, что парень, скорее не виноват, чем виноват, но ничего не попишешь: печален день того, кто встретил меня в плохом настроении, но еще более печален день того, кто такое настроение создал.
Отдаленно раздалась музыка из любимого мультфильма. Я подумал, что какой-то непослушный ребенок все еще не спит, да к тому же не спит при открытом окне, намереваясь заболеть – ветер не стихал – и не пойти в школу. Спустя пару шагов я ощутил вибрацию и понял, что ошибся насчет ребенка, – та же музыка стояла у меня на входящих. «Как невовремя!», – пробубнил я и посмотрел на экран, ожидая увидеть надпись «Мама», и оказался прав. Только мама мне и звонила.
– Алло, здравствуйте, майор полиции Востриков Геннадий Иванович. Вы являетесь сыном Игнатьевой Инны Анатольевны?
– Ээээм, да, а почему вы звоните с номера мамы? – ответил я, находясь в полном ступоре.
– Вы сейчас в Москве? – вкрадчиво спросил майор, и этот тон заставил меня волноваться сильнее, чем это было вообще возможно.
– Да, в Москве, а что случилось?
– Подъезжайте по адресу улица Ленинский проспект, дом семьдесят пять, – перед тем, как произнести следующую фразу, майор сделал глубокий вдох. – И включите новости. Прошу прощения, мне надо идти. Приезжайте.
– Что случилось, скажите мне, почему вы звоните с телефона моей мамы??? – я уже перешел на крик, но сотрудник полиции положил трубку.
Наконец Маша и ее спутник заметили меня, произошло это в тот момент, когда я убрал телефон карман и ринулся по направлению к улице, ведущей в метро.
– Что случилось? – неуверенно спросила Маша, сдерживая икоту и сомнения по поводу целесообразности вопроса.
– Иди на хуй! – только и смог выкрикнуть я, уже находясь на значительном расстоянии от объекта моей любви и ненависти одновременно.
Я бежал к метро так быстро, как никогда ранее, но при этом по всему телу разливалась невыносимая дрожь, унять которую не получалось ни рассуждениями о произошедшем пару минут назад, ни мыслями о маме, – голова наливалась кровью и мысли путались, отрывками выплывая перед глазами навязчивыми образами. Щелчок – огромная рука, держащая другую руку. Щелчок – толстый следователь, поднимающий разбитый, испачканный в крови телефон. Еще щелчок – желтая лента, очерчивающая
