недавно, да вовсе не мать.
Свадебные сборы обратились в личный кошмар, уже второй раз пришлось пройти через все это. В бане-то ее еще несколько раз парили не из традиции, а чтобы хворь изгнать. Но второй раз надевать праздничный сарафан и скрывать лицо под белой тканью – какое-то наваждение, дурной повторяющийся сон, от которого нет пробуждения.
– Все, спускайтесь к саням, – кратко приказал один из слуг Игора.
И Котя вновь похолодела. Во всем теле поселилась ломота, как будто вернулась злокозненная лихоманка, кровь отхлынула от лица и рук. Пальцы не слушались, застежки дорогой шубы выскальзывали и терялись в зеленом шелке. Никогда ей не доводилось носить столь дорогую одежду, но она давила нестерпимой тяжестью.
– Вот и невестушка вышла! – приветствовал ее Игор у крыльца.
Там уже стояли расписные сани, и статные гнедые кони копытами били. До этого постылый жених оживленно говорил о чем-то со своими мрачными друзьями. Наверняка даже в день собственной свадьбы не забывал о торговле дурман-травой.
Котя с болезненным упорством размышляла, готова ли принять такой способ нажиться так же спокойно, как это сделала Ауда в свое время. В конце концов, многие женщины радовались бы беззаботной жизни в тереме. В Коте же лишь возрастало негодование. Возможно, говорило некоторое презрение к недостойным людям из-за высокого происхождения беглого отца. Хотя считался ли он честным купцом у себя на родине? Никто не ведал.
Котя задумалась, что в деревне с ней обращались не так уж плохо, а она всех тайно ненавидела. Конечно, ведь в детстве отец прочил ей чудесную судьбу, богатый дом, жениха из торговых гостей. А потом обманул и оставил. И с этим жалящим сердце обманом Котя жила многие годы. Возможно, поэтому яростно сопротивлялась уговорам о прощении лживых людей.
– Садись в сани, да поживее! Чего застыла? – шепнула из-за спины Ауда, украдкой подталкивая.
– Хороша! Ох, хороша! – только свистнул жених, усаживаясь в санях и норовя обнять невесту. Котя без утайки отшатнулась от него, вжимаясь в самый угол. Уж что говорить о честности или бесчестии его занятий и торговли – все ее естество противилось обществу старика. Изо рта у него пахло кислятиной и луком, а космы волос из-под высокой шапки развевались по ветру, точно угрожающие голые ветви лесной чащи.
– Трогай! – приказал вознице Игор и обратился к невесте: – Что же ты? Боишься меня? Ничего, сегодня ночью после пира научу тебя не бояться.
От таких речей Котя едва не лишалась чувств, прижимая к груди руки в теплых рукавицах. Запястья тяжело стягивали кандалами памятные браслеты – то немногое, что уцелело из приданого. Но Игор бы не взял их в уплату долга, он наслаждался этой свадьбой не меньше, чем первая жена. Они оба словно проигрывали по второму разу то, что не получили в юности, только вот Котя во всем этом действе ощущала себя лишней.
Лучше бы ее выгнали в лес или отправили работницей на скотный двор – она бы больше
