купались, Котя умела прекрасно плавать. Хоть что-то доставляло в жизни радость. Она глубоко ныряла в самые темные омуты, и ей нравился неизведанный подводный мир, хотя остальные боялись его. Но «иной» не следовало беспокоиться о том, что подумают другие, все равно ее считали не то ведьмой, не то оборотнем из Хаоса.
Сказывали когда-то, что в одной деревне жил пришлый человек, вроде бы жил и жил, а потом его кто-то обидел, и у него отросли клыки с когтями. Он обратился в страшное создание Хаоса. И всю ночь он врывался в дома и расправлялся с жителями. С тех пор деревня так и затерялась в лесах, сделавшись пристанищем призраков. Поэтому в народе передавали легенду и поверье, что чужаки не приносят добра. Вот и торговый гость не сделал ничего хорошего. А дочь его расплачивалась всю жизнь, словно тоже могла превратиться в кровожадное чудовище.
Но Котя-то знала, что она просто человек, как и ее родители, поэтому в очередной раз молча злилась от несправедливости. Ей приходилось сдерживаться, чтобы не ударить старшую жену, не утопить ее прямо в деревянной лоханке. Казалось, на это хватило бы сил изворотливого гибкого тела. Но ради матери приходилось сжимать зубы, тихо выдыхая безмолвные проклятья.
– Вот, наконец-то чистая. Пора убор готовить и обряжать тебя не в обноски. Так и быть, выделю тебе свадебный сарафан. Считай это великим подношением! Все равно у меня дочерей не будет уже. Нет-нет, не свой, конечно, найду какой-нибудь, – сказала довольно раскрасневшаяся баба.
От духоты и истязания плетьми-вениками Котя уже едва слышала недобрые речи, перед глазами все плыло.
«Наконец-то меня оставили в покое. Хотя бы до завтра», – выдохнула она, войдя в теплую избу, успев вдохнуть живительного морозного воздуха.
Под вечер ее все-таки настигли непрошеные слезы, защипавшие глаза. Котя только закрыла лицо руками, отвернувшись к стене. Рядом села мать, но даже не прикоснулась, только тихо вздыхала. Кажется, она свое уже выплакала. Безмолвная и бесшумная, она напоминала скорбную тень смерти или неотвратимого рока. Котя поежилась, обратив к ней заплаканное лицо. Тихо, чтобы не разбудить уже мирно спящую избу, она отчаянно попросила:
– Родная, давай сбежим? А?
Но мать только легла рядом, уставившись в потолок и вытянув руки, словно покойник в гробу.
– Котя, ну, куда же мы сбежим с тобой? – выдохнула она. – Мы и мира-то не видели дальше деревни.
– Куда-нибудь! – гневно ответила Котя, схватив мать за запястье. – Пожалуйста, я не хочу!
– Кто же тебя спрашивает… – оборвала ее ледяным голосом мать. – Меня вот тоже никто не спрашивал. Упорхнул чужеземец, а бабе одной нельзя оставаться. Вот и нашли первого желающего, да еще сердобольным его считают. Ты и сама знаешь, какой твой отчим.
В голосе ее звучала горькая желчь, она презирала всех этих мелких людей, которые считали ее недостойной. Сначала ее превозносили, сами подговорили познакомиться с торговым гостем да быть с ним поласковее. А потом обвинили во всех грехах
