еще одна девушка. Как раз в эти два дня.
– И что с того?
– По показаниям свидетелей последним, кто с ней разговаривал… был ты, Егор.
Саша ненадолго замолчал, кусая губы. Будто решая, говорить мне или нет. Тогда я понял, что не хочу слышать то, что он может мне сказать. Понял, что не хочу слышать свой приговор.
– И знаешь… – он все-таки решился. – Это… Это не первый раз, когда, как ты говоришь, ходил во сне.
Наверно, я должен был испугаться? Занервничать, начать кричать. Но вот что странно, в тот момент я ничего не почувствовал. Совсем ничего. Будто заранее знал, что скажет Утесов. Имя пропавшей девушки также не вызвало у меня никаких эмоций. Анна Доброва. Официантка Анечка из закусочной на Красных Воротах. Нас сложно было назвать друзьями, скорее просто знакомые. Хотя я и был завсегдатаем ее забегаловки, мы ни разу даже толком не поговорили. Просто «здравствуйте – до свидания» и пара-тройка дежурных фраз о самочувствии и настроении.
Все, что мне о ней известно, – самая обычная девушка из самой типичной рабоче-крестьянской семьи. Важно другое – она большевичка. И вторая жертва с нашей ветки. А для внешнего мира данное происшествие означает, что в нашем коммунистическом обществе, в нашем идеальном мире не все так спокойно. Это может и, скорее всего, подорвет авторитет красной ветки на политической арене. И в частности, позицию Москвина, чего партия не может допустить ни под каким предлогом. В данной ситуации только один выход – как можно скорее закрыть дело, тем самым прекратив распространение нелицеприятной информации. Им нужен виновный. И, как ни тяжело это признавать, я сейчас на эту роль, как никто другой.
Остановившись, я оперся спиной о влажную бетонную стену и с тихим стоном сполз по ней на пол. Я подхожу. Значит ли это, что я признаю себя виновным? Если факты, озвученные Утесом, – правда, то я вполне могу оказаться убийцей. Но ведь… Я не помню. Я не помню! Если подумать, то на время исчезновения всех без исключения девушек у меня нет алиби! Точнее, есть, но… Именно перед сообщением о первой жертве я начал видеть сны с участием Широ. Что, если эти сны и есть способ моего мозга скрыть выброс негатива из бессознательного? Что, если сейчас мое поведение – стандартная тактика серийного убийцы, разум которого прячется за маской нормальности?
Я сжал руками голову, будто надеясь, что применение физической силы поможет сложить осколки мыслей. Вместо этого я начал отчетливо ощущать, что мой мир и все, во что я верил, начинает разрушаться. Еще немного, и обломки заживо погребут меня.
«Достаточно лишь легонько вас толкнуть, и вы разлетитесь осколками, как фарфоровые куклы…»
Ты была права, Широ. Только вот если ты – лишь плод моего обезумевшего разума, почему при этих словах я видел в твоих глазах боль и сожаление? И ни намека на удовлетворение от очередного похищения. Ведь если ты – моя защита от реальности, ты бы не плакала, верно?
«Люди крайне редко являются теми, кем кажутся на первый взгляд…»
Этим
