их ободранные пятиэтажки. Без колебаний! В их конуры! По их теплым сортирам! Если они у них теплые!
Всех подчистую выдавить, вытолкать с перекрестков. С улиц. С площадей… А сами вперед-вперед-вперед в колоннах по восемь! Грандиозный парад покаяния!..
Стукачи будут первыми из наших кающихся.
Он сам попросится.
Ему надоело шепотком. Ему не в кайф доносить скоропортящиеся, устаревающие, уже вчерашние сведения.
Он скажет громко, в голос… Я – стукач, я был. Я был… Я был…
Часть первая
1
И снова она полна счастьем… Да?
Да!..
Ольга счастлива. Такая вот минута – счастливая тихая минута молодой женщины.
Раннее-раннее утро, а в ее К-студии уже гость, и этот гость по-мужски самозабвенно (и тоже, надо думать, счастливо) спит в ее постели. Он, разумеется, не просто гость. Он – ее любовь. Он – Артем… Артем Константа, так его зовут все… Да, любовь, вот она, обрушилась на Ольгу. Любовь словно бы собралась сделать из Ольги какую-то другую женщину… Другую?.. Но какую?.. Ведь свободно и легко!
И в голове ее, и в сердце – как в уже прожитой первой юности! Как после легкого, сладкого, южного… что там еще?.. крымского… солнечного… вина!
Но…
Уже не спится.
Если порассуждать… Если без излишнего волнения. Без стучащего сердца. Если совсем-совсем спокойно… Артему сорок лет. Он – набирающий силу и уже сколько-то известный общественный деятель с яркой харизматической кличкой Артем Константа.
И ведь они оба подходят – она ему, а он ей, еще как впору!.. Всё-всё-всё, даже по летам. Ему сорок – ей тридцать…
Ольга возле постели, смотрит на спящего со сдержанным восхищением. Он умен, образован… Она сделала выбор. Но, конечно, волнение! Она женщина, она побаивается этих утренних сладких самооценок, ласкающих женское ухо… все-таки?.. не поспешила ли. У нее бывали ошибки.
По-ночному мягко, вяло Ольга набирает телефонный номер. Вот-вот утро… Там, на другом конце Москвы, проснулась, уже на ногах, ее сестра Инна – и вот уже младшая сестренка напористо, атакующе выспрашивает у старшей:
– Он спит?
– Спит.
– А ты?
– Сторожу его сон.
– И сторожишь сама себя от ошибки?
– Что-то вроде.
– А толпы растерянных! А жуткая копеечная бедность… Всюду карманники! Сумасшедшие пикетчики… Оль! А сколько нищих!
– Куда теперь деться!.. Исторически необходимое смутное время.
– А пустые магазины? – продолжает младшая. – А хапуги! А воры! А драки в очереди за водкой!.. Вчера, Оль!.. Мужику проломили башку его же бутылкой…
– А у меня любовь, – поддразнивает сестру Ольга.
– Оля! Наши улицы – уже совсем не наши. Барахолка!.. А какой вразброс бартер! Не хочешь ли купить и тут же сменять сахар на презервативы? А рис на бронежилеты?.. Инфляция все равно сожрет зарплату! за неделю! За три московских дня!..
– А у меня любовь.
– Съешь сбережения, что дальше?.. А какой беспредел на улицах. Бездомные, беспризорные пацаны – с голодным волчьим взглядом! Волчата! Как будто война прокатилась!.. А у тебя – любовь…
Тут Ольга уточнила, подправила младшую:
– А у меня любовь и Кандинский.
Ей хорошо в ее неглубокой, но с утра такой ласковой, милой, греющей жизненной колее.
Гудки.
– Инна, Инна!.. Да что такое! Опять прервали…
Телефонная связь восстанавливается не сразу. Повесив трубку, Ольга ждет звонка и маячит по студии… Почему бы ей поутру и не походить туда-сюда в знакомых пределах?.. Свои стены.
Студия – большое полуподвальное помещение в недрах обычного девятиэтажного дома. Когда-то из этого полуподвала выглядывала пригретая площадка для показов опальных художников. Теплое теневое местечко. И заодно – тусовка для всякого рода инакомыслящих. Известное, но не слишком скандальное было место.
Однако сейчас уже начало девяностых, и в духе перестроечного времени здесь проросла К-студия, или просто – студия «КАНДИНСКИЙ», где вполне легально пропагандируется живопись знаменитого авангардиста. И так получилось, что безумным краскам Кандинского здесь в кайф. Уют признания! Наконец-то!.. Голодноватый, полуподвальный, но заслуженный честный покой.
Репродукции,
