восставшие матросы сбрасывают с борта в воду. Памятливость моя была явно приятна Александрову, он добавил: «Да, здорово мне тогда пришлось искупаться в морской воде – ведь было несколько дублей!»
Совещание с братьями Тур оказалось малоплодотворным. Написав свои заметки об иностранцах, я понёс их Александрову на квартиру. Он жил в большом доме, переполненном знаменитостями, на улице Немировича-Данченко. Хозяин сам любезно открыл мне дверь, познакомил с сыном, не то студентом, не то аспирантом ВГИК по прозвищу Джон – весьма бледным и бесцветным юношей, очень слабой копией респектабельного отца. Визит был недолог: режиссёр обещал прочитать мою рукопись, уже у двери остановил меня и спросил: «Быть может, вы нуждаетесь в деньгах, тогда я сейчас заплачу вам» – и вынул толстый бумажник. Я – нуждался, но такой сугубо частный метод расчёта меня оскорбил, и я гордо отказался.
Фильм об иностранцах в СССР, который снял Александров, назывался «Русский сувенир». Он потерпел оглушительный провал и быстро сошёл с экранов. Творчество Александрова, когда-то новатора, а затем остановившегося в своем мастерстве и не сумевшего нащупать новый «пульс времени», стало катастрофически увядать. Злополучный фильм, в создании которого я должен был принять малое участие, так и не был увиден мною, осталось ли что-нибудь из моих подсказок, сказать не могу. Александров мне не звонил, гонорара от Мосфильма я не получал.
Вскоре после возвращения из Австрии, 4 июля 1953 года, Александров пригласил меня и Кислову в гости к себе на дачу во Внуково. Дача оказалась не просто комфортабельна – она являла собой нечто вроде музея с экспонатами, привезёнными владельцем из разных стран мира. Неприятно подействовали уменьшенные засушенные человеческие головы – традиционный боевой трофей мексиканских племён. Любовь Петровна была в турне, нас обслуживала сестра Александрова – милая старушка, которая угостила вкуснейшей клубникой, выращенной около дачи. Мы обошли все комнаты дачи: потрясла спальня Любови Орловой с широченной деревянной кроватью, покрытая немыслимым кружевным покрывалом.
Александров принял нас радушно, но проявлял некоторое возбуждение. Первым вопросом, который он нам задал, был вопрос, видели ли мы среди огромных портретов членов Политбюро, поставленных на развилке с Подушкинским шоссе, портрет Берии[6]? Мы признались, что не обратили внимания. А что?
– Только что был сосед, Алексей Сурков, прямо с чрезвычайного пленума ЦК. Сенсация: Берия наделал делов, его разбирали.
– И что, исключили из членов Политбюро? – спросил я.
– Мало что исключили, тут дело похуже. В общем, подробности завтра в газетах.
Мы решили не пускаться в рискованные рассуждения: верить не верилось, что с всемогущим Берией что-то могло случиться.
Александров усадил нас возле зажжённого камина, разлил ликёр и стал исполнять под гитару любимые им латиноамериканские
Берия Лаврентий Павлович (1899–1953) – политический и государственный деятель СССР. В 1938–1945 гг. народный комиссар, в 1953 г. министр внутренних дел СССР. В феврале 1941 – марте 1953 г. заместитель председателя Совнаркома (Совета Министров) СССР. Курировал ряд важнейших отраслей оборонной промышленности, в том числе все разработки, касавшиеся «атомного проекта». Входил в ближайшее политическое окружение И.В. Сталина; один из активных организаторов массовых репрессий 1930-х – начала 1950-х гг. В июне 1953 г. выведен из ЦК КПСС, исключён из партии, снят со всех государственных постов, арестован по обвинению в шпионаже и заговоре с целью захвата власти, объявлен агентом иностранных спецслужб. По приговору Специального судебного присутствия Верховного суда СССР в декабре 1953 г. расстрелян.
