не все понимаю, о чем она меня спрашивает, но все равно, неожиданно смело и ясно, да еще с хорошим прононсом в ответ ей:
– Ви! Ви! – что на французском языке означает – да, да! мол, согласная.
А что – да? Тоже мне профессор, стоишь и дакаешь! Раньше надо было свое умение показывать, а теперь-то что?
Злюсь на себя, потому что не все улавливаю из ее быстрых и молниеносных вопросов, которыми она просто засыпает меня на прекрасном французском. У меня даже и это чувствую, раскраснелось от напряжения и переживаний лицо, и я после ее вопроса о родителях, как выдала, чему научила мама, с перепуга видно так все у меня вышло складно…
– Ну, что? – спрашивают, как только выхожу за дверь, сразу же несколько таких же, как и я девчонок с неопределенной судьбой, – Что она сказала? Приняла?
– Сказала, что буду до первой сессии вольнооперде… – запнулась смущенно, от того что мы, как дурочки баловались между собой перед этим и шутили, а я неоднократно повторяя, коверкала это слово, как мы – играясь, потому невольно выпалила, но тут, же поправилась, – вольноопределяющийся…
– А… – тянут одни разочарованно, а другие, с усмешкой и гадко унижающе, – вольнооперделяющийся… слышу с издевкой.
Я хочу их поправить, как вспомнила, что она мне напоследок, перед самым выходом из кабинета передала, чтобы я позвала следующую и я, поднимая смущенное лицо, говорю, почему-то глядя в глаза, одной из взволнованных девочек:
– Мадмуазель Тенардье! Тенардье, следующая должна зайти.
– Я? – переспрашивает та, на которую невольно уставилась, а она среди всех выделялась.
– А ты мадмуазель, Тенардье?
– Да она, она! Пропустите, мадмуазель.… Вот еще что придумала Жанка? Ей, видите ли, мало нас унизить отказом, так еще и с издевкой, мол, мадмуазели мы все для нее, мадмуазели, как будто мы самые настоящие… Недаром о ней все…
Дверь приоткрывается, и я слышу, как Жаннетт громко:
– Мадмуазель Тенардье! Тенардье, я сказала!
– Я Тенардье, я! – сказала очередная жертва или избранница? И расталкивая, исчезает за дверью…
Потом все просто невероятно!
После меня и Тенардье Жанка никого не приглашает, сидит там одна, молчит за дверью, а мы все топчемся, не решаясь заглянуть и спросить. Ведь мы так переживаем! Как же она об этом не знает…
И только одна из девчонок, кто была такая грубая и довольно высокая, которую сразу же все почему-то прозвали Малышкой, взялась за ручку двери, оттесняя нас в сторону, да громко так, никого не стесняясь.
– А я так трястись не могу! Все, девки! Благословите, иду за приговором, – и потянула дверь на себя… Но тут же из-за двери слышим голос Жаннет…
– Нет! Никого больше! Все свободны. А Тенардье и Красивая – зайдите! – громко и четко, как обрезала, жестко и неумолимо отчеканила.
– А я? –
