один глоток виски. Щеки Мортона порозовели.
– Папу навещаешь? – задала вопрос Пейдж.
– Не так часто, как хотелось бы. Раз в несколько недель.
– Я была у него один раз, когда только переехала из Финикса. На большее меня не хватило. Хотя мне пора бы привыкнуть к его виду.
– Я как раз сегодня был у него. Там развесили рождественские украшения. Вгоняют в жуткую депрессию.
Внутренне Грант вздрогнул. Можно было бы сказать как-то по-другому.
Он чувствовал, как скотч уже действует на ноги. И прошел к дивану. Под ним он увидел матрас и одеяло. Она что, трахается с клиентами прямо здесь, возле камина? Вот на этом самом полу, на котором он сейчас стоит? Полицейский постарался отбросить эти мысли.
– Хочу сказать, что я подумывала связаться с тобой, – заметила Пейдж, когда он опустился на подушку.
– Да уж надо было.
Грант отхлебнул виски и посмотрел на огонь. Сквозь окно у него за спиной доносились звуки дождя, поливающего изгородь.
– Хотя я хочу тебя кое о чем попросить, – добавил Мортон.
Пейдж скривилась.
– Расслабься, тебе это ничего не будет стоить. Я не ел с самого ланча, а виски слишком быстро ударило мне в голову.
– Ты хочешь, чтобы я что-то приготовила?
– А может быть, лучше я приготовлю? Ты голодна?
Женщина улыбнулась и на мгновение превратилась в себя прежнюю. Ее броня дала трещину.
– Намекаешь на свой всемирно известный жареный сыр?
– Должен тебе кое в чем признаться. Никакой он не всемирно известный.
Глава 7
Кусок масла зашипел на сковороде, по которой Грант гонял его деревянной лопаточкой. Пейдж уселась на барный стул возле кухонного стола – над головой покачивались сковороды и кастрюли всевозможных размеров, свисавшие с держалки, прикрепленной к потолку.
– Мягкий английский чеддер или «монтеррей джек»?
– А ты что, не помнишь?
– Помню, любишь американский.
Грант открыл дверь холодильника. Нельзя сказать, что он ломился от запасов – полупустой пакет с обезжиренным молоком, срок годности которого истек две недели назад, обычный набор соусов, три картонные коробки с пиццей, целый выводок полупустых коробок из-под китайской еды и, наконец, пачка упакованных в пластик ломтиков.
Он вернулся к плите с майонезом и сыром, безуспешно пытаясь вспомнить, когда в последний раз готовил сырные сэндвичи хотя бы для себя. Ему было интересно, было ли его предложение сделано на подсознательном уровне? Когда-то это было их любимой едой, если не сказать единственной. И этот запах плавящегося на сковороде масла вызывал в памяти тот год, когда они сбежали из приемной семьи и жили сами по себе в насквозь продуваемом всеми сквозняками односекционном доме на колесах на окраине Такомы. Гранту было пятнадцать, Пейдж – тринадцать. Они продержались целых девять месяцев, прежде чем их сцапала социальная служба.
Замерзшие, нищие, вечно голодные, и все-таки со всех сторон это было лучше, чем жить с чужими людьми.
