и не поймёшь, к чему готовиться: то ли к свадьбе, то ли к проводам в солдатчину, – и то и другое обрушилось на семью. Зыковы – хозяева видные, землепашцы. Сыновья подросли – делу подмога. Призывной набор нынче лёг на Луговое. Двоих новобранцев на бесконечную долгую службу царю и Отечеству собрать надо. Одного Зыковы должны отправить. Все думки передумал Самсон Дмитриевич, сколько ночей не спал, но всё-таки решил судьбу младшего – Григория.
– Матрёна, – обратился он к жене, которая суетилась с ухватом возле печи. – Гринька опять к Дарке Червонной умыкнул? Шаляй-валяй парень растёт. Весь, дьявол, в деда. Тот тоже свой век только книги святые читал, старух забавлял да детишек грамоте учил, тем и жил. Если бы не тятенька, так всё нажитое спустил бы. И Гриньку сызмальства к этим забавам привадил, теперь и не лежит у него душа к хозяйству. Да и то правда, – больше размышляя с собой, чем ожидая ответа от жены, продолжал Самсон Дмитриевич, – нет, не будет из Гриньки хозяина. Вот братья его – Калина и Анисим – те всегда при деле. Да жёнок нашли путных. А этот и здеся отличился. Дарка-то, росиюха безродная, босячка. Матрёна, отвадила ты бы его от девки этой, позор на всю семью. Твой ведь любимец!
– Да уймись ты, Самсон, чего это ты всё бурчишь на Гришеньку? Хлопец добрый, работящий и сам не дурён. Дарка к себе любого не подпустит, не смотри, что голь. Многие не только луговские парни убиваются за ней. Зазря не хай девку. Что того, что безродная, у неё любая работа горит, – продолжала Матрёна. – Я б хотела такую сноху. Анисим вот засобирался жениться на Евдокии Зулиной, а у меня душа неспокойная. Живут как баре: работников полон двор! Ой, замахнулся… не пара. Так ведь и не придётся свадебку играть. Ой, сыночка ты мой, сыночка, – запричитала Матрёна надорванным голосом, почти шепча приговоры и не замечая слёз.
– Ну вот, опять завыла, баба-дура! – прервал Самсон. – Как бы не так, Гришка в солдаты пойдёт! Я уже в волость съездил, справки кой-какие изладил, конечно, дать пришлось, теперь всё уже сделано. Григорию послезавтрева не 18 исполнится, а 21 годок. Подписал я ему три годка. Так что будем к свадьбе готовиться.
Говоря всё это, Самсон Дмитриевич смотрел куда-то в сторону своими стальными колючими глазами. Сколько годочков ему отстучало, пожалуй, и не определишь.
Матрёна, услышав такую весть, замерла, вскрикнула и помутневшим взором окинула хозяина. Тот, видимо, боясь «бабьего визга», как он говаривал, «слюней», продолжал:
– Всё, всё, этот вопрос решённый. Григорий – ломоть отрезанный. Ничего, что возрастом не подошёл, да он выше и здоровее Аниськи. Никто не подумает, что я их возрастом в справках поменял. Нелегко, конечно, шесть годов лямку казённую тянуть, но ничего тут не попишешь. На сём закончим разговор.
Долго Матрёна Никитична лежала у образа, молила Господа за младшего сына.
Быстро стало смеркаться. Григорий спешил за село, там уговорились с Дашенькой Червонной встретиться.
«Вот ведь какая, – размышлял радостно Гринька, – сколько с вечёрок хотел проводить,
