и все книжные исправления на греческий манер были одобрены. За преступления против веры полагалась смертная казнь. «Кто возложит хулу на Господа Бога – того сжечь», – говорилось в Уложении царя Алексея Михайловича. Подлежали смерти и «те, кто не даст совершить литургию или учинит мятеж в храме».
Все осужденные Собором изгонялись в тяжёлую ссылку за Камень (Урал) или того пуще – карались заточением, что грозило смертью. Главным убежищем для ревнителей древнего благочестия стали северные районы России, тогда ещё совсем безлюдные и дикие. Здесь, в дебрях Олонецких лесов, в архангельских ледяных пустынях и обледенелых берегах Белого моря, появились первые раскольничьи скиты, устроенные выходцами из Москвы.
– Ну, Афанасий, что за эпитафия наложена на отца Аввакума? – обратился с вопросом к своему сыну Тихон Савельевич после завершения им дневной государевой службы, зайдя к нему в опочивальню.
– Тятя, будь осторожнее со своими вопросами. Прилюдно не затевай эти разговоры. Пусть домочадцы в неведении останутся, так-то оно спокойнее будет, – в свою очередь обратился с просьбой к отцу Афанасий.
– Худо, тятя, ой худо вышло всё. Пресвятого мученика нашего отца Аввакума решено сослать в Пустозёрск на Печору-реку. Велено держать его в земляной тюрьме на хлебе и воде. И быть по сему до полного раскаяния пресветлейшего Аввакума! Что же это, совсем веру православную уничтожить хотят изверги, совсем лукавому продалися! Будет, будет смута на Руси, будет! Не снесёт такой измены православный люд! Многие знатные на Москве роды последуют за Аввакумом. Ох, тятя, коли не служба царёва, я бы последовал за старцем. Однако не могу, семейству моему тогда верная погибель!
Тихон Савельевич слушал спокойно взволнованный рассказ сына, будто давно уже принял для себя решение.
– Что ж, сынок, и я последую, как и истинный православный, за пастырем нашим Аввакумом. Исчезновение моё никто не заметит – на людях редко бываю, в палатах сиднем сижу. Завершу жизнь свою рядом со святым старцем, молиться за вас всех буду и за спасение Руси нашей православной.
Афанасий предчувствовал такое решение отца. Противиться и отговаривать его не стал. На том и порешили.
– Домочадцам скажешь, что в монастырь ушёл грехи наши замаливать. Такое часто со стариками случается, – завершил разговор с сыном старик. – Прямо завтрева с утра и уйду. Кое-какая деньга на пропитание у меня припасена, из одежды что-нибудь прихвачу, и в путь!
Ранним утром, чуть забрезжил рассвет нового летнего дня, Тихон Савельевич, забросив небольшую котомку на плечи, поцеловав и перекрестив сына, погрузил свой нехитрый скарб на повозку, запряжённую парой лошадей. Возница, такой же старый, как и хозяин его, преданный слуга Никифор, отпустил вожжи, дав коням понять, что пора трогаться, и Тихон Савельевич отправился в дальнюю северную сторону.
За утренней трапезой Афанасий Тихонович
