а дольше. Винтовка Драгунова, конечно, имела куда более высокую скорострельность. Но мне предстояла не снайперская дуэль, мой выстрел всегда был первым и всегда – последним, поскольку в таком деле второго не бывало. Второй выстрел означал крах. Я должен был поразить цель с первой попытки, иначе не имело смысла все это затевать.
А для единственного выстрела винтовка Мосина являлась лучшим в мире оружием; управляемая твердой рукой, она могла поразить цель на расстоянии полутора километров, моя же дистанция составляла всего сто десять метров и рука моя была тверже стали.
Я навел прицел на переносицу террориста. Теперь уже не для того, чтобы его рассмотреть.
Мне требовалось попасть именно в лоб, сейчас только в лоб.
В иной ситуации я бы зарядил свою винтовку патронами с разрывными пулями, которые были запрещены Женевскими конвенциями, но оставались незаменимыми в работе снайпера-антитеррориста, когда несмертельное ранение цели грозит смертью мирным гражданам. Этими пулями меня снабдил добрый французский оружейник, когда узнал, с какой целью я откомандировываюсь из части. Откуда они оказались у него, меня не волновало; главным было то, что целая обойма таких покоилась в моем кармане.
Такой пулей я мог попасть куда угодно, хоть в щеку – она разнесла бы череп негодяя на мелкие осколки. Но между нами было стекло. Пуля не видела разницы, она разорвалась бы, столкнувшись с ним, а возможности сделать второй выстрел после того, как рухнет стеклянная стена, не было.
И поэтому я стрелял обычными патронами.
Я верил в себя, и еще больше – в винтовку.
Я переступил ногами, чтобы разгрузить слегка затекшие мышцы.
Сделал еще несколько глубоких вдохов, приводя себя в спокойное состояние.
Потом выбрал короткий, жесткий спуск своей «мосинки».
Левым ухом, свободным от блютуза, услышал перезвон внутренних пружин, понял, что дальше выбирать нельзя.
– Fertig, – сказал я очень спокойно, хотя хотелось крикнуть что было мочи. – Los, Steffen.
– Zu Befehl, – так же спокойно ответил напарник.
Прежде, чем до меня долетел услышал полицейский вой, террорист в прицеле резко повернул голову направо.
Блестящий «Кольт» сам собой оторвался от виска кассирши.
Мой палец сам собой дожал спуск.
Винтовка сама по себе грохнула и ударила мне в плечо.
3
Я высунулся из окна.
До сих пор, проведя на горячем подоконнике бог знает сколько времени, я не видел, происходящего на улице. Не видел даже Штеффена, хотя он находился под окном, будучи ответственным за все, что сделаю я. Я или рассматривал в тубус оптики внутренности супермаркета или, закрыв глаза, думал и разговаривал через блютуз. Возня снаружи никак не влияла на результат того, что случится внутри, не давала ничего, и я не отвлекался от своей задачи. Я слился с винтовкой, сам превратился в ее дульный срез и остальное меня не волновало.
Но
