тебе насквозь. Ты всю жизнь свою на потом откладываешь. Ну ладно, лагерь. Там сам Бог велел считать дни до освобождения и мечтать, какая у тебя после того, как выйдешь из-за колючки, счастливая жизнь будет. Но ты ведь все время не живешь, а ждешь. Вот, мол, достигну чего-то – тогда заживу. Сначала ты мечтал разбогатеть через свой кооператив акулий. И ждал – набьешь карманы, вокруг запляшут лес и горы. Да, разбогател. На короткое время. Но вокруг никакой лес и никакие горы не заплясали. Потом ты разорился. Остался у разбитого корыта. Теперь ты на свой труд гениальный все поставил. Мол, закончишь его, опубликуют, прославишься – и начнется у тебя совсем другая жизнь. Счастливая, будешь как сыр в масле! Тусовки, конгрессы, телевидение, успех!..
– Да откуда ты взял все это?! – в сердцах воскликнул Арсений.
– Думаешь, ты весь такой загадочный, как человек-невидимка и темный рыцарь в одном флаконе?.. Жизнь – она, папочка, начинается не завтра. Она происходит здесь и сейчас. Не надо ее на потом откладывать. Я живу сегодня. И наслаждаюсь этим. И делаю то, что мне нравится, а не для того, чтобы когда-нибудь, в неопределенном будущем, прославиться или разбогатеть! И я не хочу ради неопределенного завтра делать то, что мне НЕ НРАВИТСЯ!
Последние слова парень почти выкрикнул.
Отповедь сына крепко задела Арсения за живое. Не будь они оба подогреты спиртным, он бы, верно, нашел в себе силы понять, что в словах Николая много правоты. И еще неизвестно, чей подход к жизни, его или сына, правильней. Да и вообще, можно ли его отыскать, этот правильный подход? И стоит ли о нем спорить?
Но алкоголь размывает оттенки и убивает полутона. Жизнь становится резкой и беспощадной, как лезвие. И когда сын закончил свой монолог, Арсений уже не чувствовал ничего, кроме гнева. Ярость заполняла его. И он закричал, не подбирая слов:
– Тебе легко говорить – жить здесь и сейчас! Чего тебе заботиться о завтрашнем дне?! Ты все свои двадцать пять лет – на всем готовом!
Тут и молодой человек вспылил.
– А ты?.. Можно подумать – ты?.. – Ник осекся.
– Я? Я – что?
Сеня вскочил, весь красный, навис над сыном.
– Да ты, – презрительно воскликнул тот, – ты уж пару лет на шее у матери, считай, сидишь!
И Сеня не сдержался. Хлопнул парня по лбу. Не ударил наотмашь. Не замахнулся. Сжал зубы от негодования – и просто обозначил удар.
Парень весь сжался в комок. Испугался.
Арсений и продолжал кипеть от злости, и жалел сына – но не придумал ничего лучше, чем выскочить в коридор, нацепить башмаки, хлопнуть дверью, выбежать вон.
Назавтра он позвонил Николаю. Покаянно, от всего сердца извинился. Голос сына звучал холодно и принужденно:
– Да, папа. Конечно, папа. Да, все нормально. Ты меня тоже прости.
Инцидент вроде был исчерпан, однако осадок остался. Николай сам Арсению не звонил. А когда тот снова, дня через три, набрал номер сына – теплоты в его голосе не прибавилось.
– Все в порядке. Просто очень много работы.
