голова мигом пьянеет, как с доброй чарки. Поди потом разбери: то ли в ушах у тебя звон от опьянения, то ли сам воздух начинает звенеть хрустальной чистотой. Вот если воздух и может звенеть, то это пожалуйста, это к нам в деревню! Тут вам не город. В городе разве люди дышат? Раз дохнешь поглубже – будь добр отхаркать пыль!
У меня сын в город уехал, женился там, меня звал. А то я не знаю, как их по молодости утягивает, знавали и мы ту жажду. Перебесится, вспомнит про родную природу, и прибьет его обратно, как бревно волной к берегу. Так что увольте-с, вы уж там как-нибудь сами, дорогая редакция, а Налим Нилычу и здесь неплохо дышится!..
Нас с Парфеном часто можно встретить на дороге в вечернее время суток. А чего ж сиднем сидеть? А ежели еще горячительного в меру употребишь – тут сам Бог велел сапоги на ноги и в добрый путь, мир посмотреть, себя показать. К Никитишне, опять же, заглянуть в соседнюю деревню, в Шапошное. Соседи, видя наши фигуры на фоне темнеющего неба, посмеиваются, мол, опять Нилыч ослика выгуливает. Рискну предположить.
Есть у Парфена такая особенность: как бы медленно мы ни шли, он все время оказывается позади, за плечом. То ли в силу коротких ног, то ли в пути его одолевает рассеянная сонливость, что ни делай, он неизменно начинает отставать. Когда отстанет изрядно, вдруг вскинет голову, словно опомнившись, засучит ногами, нагоняя. Несколько шагов еще чувствуешь плечом его дыхание, а потом все сначала. Прибавьте сюда же гнутую колесом спину. Нет, он вовсе не горбат, это видно, если дело близится к середине бутылки, тут уж спина его распрямляется, сам весь преображается. Даже начинает щегольски подкручивать тоненькие кончики усов. Но в обычное время даже в теплую погоду вечно ежится, непрестанно подтягивает воротник и оставляет руки висеть на воротнике, будто нарочно, чтобы они тянули голову к земле.
Черт его знает, может со стороны и правда похоже, будто навьюченного осла беспрестанно подтягивают за уздечку. Но мы с Парфеном не обижаемся, мы натуры не мелочные, не злобивые.
Дошли мы уже где-то до середины деревни. От недавних унылых настроений во мне не осталось и следа. Теперь-то я точно знаю, что за беду напророчила бессонница. Знаю, и смотрю ей в лицо, и готов дать бой! Не с тем связалась, Беда Напастьевна, теперь держись крепче!
Сзади раздался запыхавшийся голос Парфена:
– Где искать его будем, Нилыч? В голову к мертвяку не залезешь, чего он там себе думает, куда решит пойти? Может статься, всю ночь зря проходим, а его уж след простыл!
Сегодня Парфен отставал пуще обычного. Тяжеленная кувалда то и дело соскальзывала с щуплого покатого плеча. Как ни силился он прижимать ее подбородком и обеими руками, время от времени до меня доносился глухой удар об землю. В такие моменты бедный Парфен выгибался ужом, подставляя плечо под рукоять, и обеими руками, как рычагом, взваливал кувалду на место. Щадя его самолюбие, помощи я не предлагал, но все ж старался идти помедленней.
– Где, говоришь, ты его встретил? – спросил я раздумчиво.
– У Петровны. Но это ведь как, знаешь, как молния, которая дважды в
