легла рядом и обняла его. Алекс тут же среагировал на её прикосновения, крепко прижав её к себе. Затем его руки заскользили по её упругому телу, а губы устремились к её губам. Лика потянулась было к нему в ответном порыве, но вдруг отстранилась:
– Нам нельзя, у тебя сильный жар! Ты же врач, Алекс, и должен знать, что это дополнительная нагрузка на сердце, – сказала она, строго глядя на него.
– Я, как кардиохирург и, надо заметить без ложной скромности, один из лучших, ответственно заявляю тебе, что моему сердцу нужно биться в унисон с твоим, и совсем не важно, в каком ритме, – хрипло засмеялся Алекс, вновь привлекая её к себе. Конечно, она не устояла под напором любимого, и их тела вновь переплелись в любовном порыве. Немного отдышавшись после очередного «марафона», Алессандро подмигнул Анжелике:
– В моей болезни есть один неоспоримый плюс: у нас появилось достойное оправдание для того, чтобы проводить всё время в постели.
– Ах ты, хитрюга! – улыбнулась Лика, но тут же нахмурилась, щупая его лоб: – У тебя опять поднялась температура. Сейчас дам тебе лекарство, и поспи немного.
У Алекса не было сил сопротивляться, и он забылся неспокойным сном. Проснулся он уже ближе к вечеру, когда серый питерский день за окном сменила непроглядная мгла. Не открывая глаз, Алекс сразу же потянулся, чтобы обнять Анжелику, но наткнулся рукой на пушистый бок кота, который тут же зашипел и цапнул его за палец. Лукас ревностно охранял свою хозяйку от чужаков, но кот ещё не знал о чертовском обаянии Алекса. И довольно скоро Лика могла наблюдать идиллическую картину: два её любимых мужчины мирно спали вместе – большой, разметавшийся во сне по всей кровати, и маленький, свернувшийся калачиком на его могучей груди.
Так они провели почти неделю, томно валяясь втроём в кровати и предаваясь блаженному ничегонеделанию. Правда, как только Алекс с Ликой начинали возиться, Лукас благородно уходил, хотя и передёргивал шкурой, выражая своё недовольство. Обнимая Лику и в очередной раз глядя на то, как дождь стекает по мансардным окнам над их кроватью, а ветер гонит по низкому небу мрачные рваные облака, Алессандро не выдержал и поинтересовался:
– За что ты так любишь Петербург, принцесса? Всё, что я пока видел от него, так это доводящая до простуды промозглая сырость и депрессивные краски. – Алекс поёжился, на секунду представив себя оказавшимся на улице, и покрепче прижался к Лике.
– Ты должен дать этому городу ещё один шанс, Алекс. Он не всегда такой хмурый. У него, как и у любого живого организма, есть плохие дни, и даже, надо признать, иногда недели или месяцы, – улыбнулась Лика. – Но зато, когда в небе, где, казалось бы, навечно прописалась серость, вдруг начинает пробиваться робкий солнечный лучик, ты радуешься ему, как самому долгожданному другу. И согласись, что в такую погоду, как сегодня, наблюдая за ненастьем сквозь окно, очень приятно осознавать, что ты-то, к счастью, сейчас дома, – словно угадала его
