для деда чем-то не очень обременительным, но обязательным. К тому же бобровое мясо было вполне съедобным, а настойка на бобровой струе пользовалась популярностью в среде потасканных, пожилых ловеласов, так что и немаловажная экономическая составляющая в охоте на бобра была.
Да и охотничий пес мохнато-вислоухой породы бобровым мясом не только не брезговал, а скорее сильно его уважал, несмотря на смешную оказию, приключившуюся по причине съеденных вместе с мясом по ошибке желез бобровой струи. Отбегав, как заведенный, положенные двое суток, пока стимулирующее действие не закончится, пес урок усвоил, запах волшебных желез запомнил и больше таких ошибок не совершал.
Сам дед бобровую струю пользовал редко, уж больно сильно воняла концентрированная настойка, а бодрости деду и так было не занимать. А вот в низкой концентрации активного компонента, хорошенько разбавив самогоном, настоянного на кедровых орешках, да с калганом на долгих охотничьих выходах, секретная настойка хорошо согревала и поддерживала не молодой уже организм.
Вот и сейчас, проверив капканы и растащив ручной лебедкой пару здоровенных плотин, дед, помешивая в старой закопчённой кастрюле пахучее варево, предвкушал пару увесистых рюмок перед сном.
Раньше, вплетая конец лебедочного троса за причудливо переплетённые ветки плотин, готовясь совершить акт антибобрового вандализма, дед испытывал слабый укол. Бобр – животное мало того архаично-семейное, так еще и трудолюбивое, и очень уж много аналогий прослеживалось между разрушенными бобровыми хатками и дедовой неприкаянной жизнью. Но с каждым разом укол этот был всё слабее и слабее. Просить прощения у бобров дед не собирался.
Когда костерок уже догорал, а секретная настойка уже приятным теплом растекалась по готовящемуся ко сну телу, внезапно в небе резко метеором чиркнуло на грани слышимости, ультразвуком свистнуло и динамитом недалече взорвалось, на минуту развея наваливающийся сон, как предрассветный туман.
Несмотря на необычность события, действие настойки было настолько действенным, а настроение деда столь философским, что вот прямо на ночь, прямо сейчас он никуда не пошел и, прижавшись спиной к свернувшейся калачом собаке, отложил исследование неведомого на утро.
Утром лес будит не хуже будильника. Еще солнце не успело позолотить верхушки деревьев, а дед уже завтракал, мажа пимокан на черствеющий уже хлеб и запивая крепко заваренным, сладким до приторности чаем.
Ночное происшествие вызывало естественный интерес, недостаточный для того, чтобы пропустить обязательную проверку установленных ранее капканов. Поэтому, подвесив походный скарб повыше на дерево, дабы идти налегке, дед разметил маршрут с учетом расставленных ловушек так, чтобы выйти к предположительной точке падения неизвестного уже к обеду.
Как обычно дополнительный крюк оказался больше рассчитываемого,
