и указывая, что нередко «в произвольном склонении бывает заметна естественность, а в естественном – произвол», Варрон останавливается на случаях их несовпадения, напоминая, что по этому поводу «греки и латиняне» написали много книг: одни считали, что в речи нужно следовать словам, которые подобным образом склонены от подобных, т. е. опираться на аналогию, тогда как другие думали, что последней можно пренебречь и следовать несходству, вошедшему в обиход, которое называют аномалией «Между тем, как я полагаю, – заключает свои рассуждения грамматист, – нам нужно следовать тому и другому, потому что в произвольном склонении преобладает аномалия, а в естественном – аналогия»[8].
Говоря об основных направлениях лингвистической работы в Древнем Риме, выделяют обычно следующие моменты:
– из философских проблем языкознания, помимо упомянутого выше исследования аналогии и аномалии, римских авторов интересовал и вопрос о происхождении языка. Здесь в основном имели распространение те же теории, что и в греческой традиции; одна из них – звукоподражательная – отразилась в знаменитой поэме Тита Лукреция Кара (I в. до н. э.) «О природе вещей»: «По побуждению природы язык стал различные звуки произносить, при нужде выражая названья предметов»;
– в области фонетики Варрон к выделенным александрийцами 24 звукам добавил еще двадцать пятый – заднеязычный носовой (в современной транскрипции [г|]);
– в сфере грамматики основная работа заключалась в приспособлении выработанных греческими учеными схем к латинскому языку Задача облегчалась тем, что оба этих языка, не являясь в собственном смысле слова близкородственными тем не менее очень близки по своему строю. Среди внесенных римлянами изменений отмечают введение отсутствовавшего в греческой грамматике особого падежа – аблятива (лат. ablativus – «отложительный»), которое связывают с именем Юлия Цезаря, а также исключение из числа частей речи отсутствовавшего в латинском языке члена (артикля) и выделение Варроном в качестве особой части речи междометий – слов, выражающих эмоционально-волевые реакции человека на окружающую действительность;
– продолжали римские авторы заниматься и этимологическими изысканиями. Кроме самого Варрона, в этой связи обычно вспоминают философа Луция Аннея Сенеку (4 г. до н. э. – 65 г. н. э.), а из позднеримских христианских мыслителей – Аврелия Августина (354–430 гг. н. э.), однако и здесь историки лингвистики обращают внимание прежде всего на то обстоятельство, что отсутствие твердых принципов этимологического исследования приводило к произвольным, а часто и просто фантастическими толкованиям (хрестоматийно известным и вызывавшим насмешки еще в древности стал пример этимологии «по противоположности» lucus a non lucendo, т. е. слово lucus – «роща» происходит от non lucet «не светит»).
Своеобразным итогом развития античной лингвистической мысли стали грамматики Элия Доната и Присциана. Первая из
Резюмируя эту мысль Варрона, историки языкознания обычно сводят ее к формуле: словоизменение по преимуществу следует аналогии, а словообразование – аномалии.
