и пришила?
– Он упал на садовый нож, – монотонно проговорила я, поняв, что он перешел на жаргон, чтобы меня разговорить.
У меня есть еще одно отвратительное качество: я всегда держу данное слово. Знаю, что это ужасно, но ничего не могу с собой поделать.
Когда-то у меня были подруги. Одна, к примеру, говорила:
– Аришка, я к тебе завтра зайду.
И я с самого утра начинала ее ждать. В девять вечера, поняв, что она уже не придет, набирала ее номер.
– Ой, извини, Аришка, я забегалась! Завтра заскочу!
На другой день повторялось то же самое. Я человек железных правил: если кому-то обещала, что завтра позвоню, то обязательно позвоню. И всегда уточняю время: когда удобнее? Не было еще ни одного раза, чтобы я не позвонила, если обещала, и не пришла, если собиралась. Не можешь прийти, так и не обещай. А ссылки на всякие там обстоятельства ничего не оправдывают. Человек на то и человек, чтобы быть сильнее обстоятельств. В общем, с этой подругой мы расстались.
Другая постоянно просила взаймы. Денег у меня хватало, поэтому, если просили в долг, я без лишних слов лезла в кошелек.
– Через неделю отдам, – обещала подруга.
Ровно через неделю я ждала ее с деньгами. Вечером звонила:
– Извини, что напоминаю. Долг когда отдашь?
– Тебе что, на жизнь не хватает, Петухова? Ты ж богатая!
– С деньгами у меня порядок, но ты сказала – через неделю.
– Еще недельку подождешь?
– Конечно!
Надо ли говорить, что было дальше? Повторяю: у меня много денег. Я готова одалживать сколько угодно, но мне надо знать точный срок: когда вернешь? Ну, скажи ты: через месяц или через год, я терпеливо буду ждать. Но через год, день в день, уж будь так любезна. В общем, и с этой подругой мы расстались.
Я прекрасно знаю, что вы скажете: какой ужасный характер! Я этого и не отрицаю. Я же сразу предупредила: спасаю от себя человечество. Хотя мне и непонятно, почему обязательность отпугивает людей? Если бы все были такие, как я, жить стало бы скучно, зато спокойно.
Это лирическое отступление. Надо же объяснить свое поведение в кабинете у следователя. Объясняю. После истории с Егором мама взяла с меня самое мое отчаянное слово, что я никому не скажу правду. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Я не знаю, причисляла ли она свою смерть к обстоятельствам, но в нашем договоре не имелось никаких примечаний. То есть особых условий мелким шрифтом. Поэтому я решила стоять насмерть.
– А где был этот нож? – спросил мент.
– Как где? У него в спине! У Егора!
– А до того?
Я слегка напряглась. Как сказать правду и не нарушить договор? Ситуация безнадежная. Выручай, мент!
– Что же вы молчите, Ариадна Витальевна?
– Нож был…
– Был в?..
– в… – тянула я.
– Руке.
Подчеркиваю, это он сказал, а не я.
– Осталось уточнить, в чьей, – в упор посмотрел на меня Павел Юрьевич. Тут
