верхушки косматых елей и прислушивалась к своей душе, боясь что страх вот-вот вернется.
Габи припарковала белый Volkswagen у старого дома, и старик, вместе со своими сыновьями, катящими в гору бензиновый генератор на колесах, повел всю команду режиссера по маршруту, ведущему в горы. Судя по ширине дороги и ее заросшей, глубокой колее, здесь раньше проходили автомобили, но теперь путь выглядел заброшенным, – упавшие поперек дороги стволы деревьев, камни и молодая поросль осложняли людям подъем. Через двадцать минут, из-за поворота справа от дороги, показалась каменная серая стена, которая уходила вверх, и с земли ее вершины было не увидать. На этой скальной поверхности гигантскими настенными канделябрами росли ели. Цепляясь за породу корнями, они прижимались к своей ненадежной опоре, нависая над путниками темно зелеными лапами. Под шелест ветра в кронах деревьев и тихое пение лесных птиц, команда режиссера, вместе с тремя сопровождающими, поднялась на плато. Внизу, за лесом раскинулись поля, за ними, россыпью белых и коричневых кубиков – несколько далеких деревень, а справа подпирали небо своими вершинами заснеженные Карпаты.
Корнелия забылась от открывшегося ей вида и осталась стоять на краю скалы, пока ее не окликнула Габи, успевшая к тому моменту уйти вместе с остальными метров на сто вперед. Девушка болезненно дернулась от прозвучавшего в прохладном воздухе громкого оклика подруги и поспешила нагнать съемочную группу.
Опускаясь и поднимаясь с одного зеленого холма на другой, группа людей наткнулась на старый, двухэтажный дом, притаившийся за растущими полумесяцем деревьями. Он появился посреди природы так неожиданно, что все, кроме Лукаша Чермака, старика и двух его сыновей, в нерешительности остановились, хотя точно знали о конечном пункте своего восхождения. Большой дом смотрел на незваных гостей своими мрачными пустыми окнами, чуть поскрипывая на ветру покосившимися ставнями. Его первый этаж и башня со шпилем были выполнены из белого камня, а второй этаж был сделан из посеревшего и растрескавшегося дерева. На серой, поросшей мхом черепичной крыше, ветер качал проросшие стебли жухлой травы.
Все напряженно рассматривали это строение с расположенным рядом сараем без единого окна, и только Лукаш Чермак самодовольно улыбался, поблескивал глазами и всем своим видом говорил: «Это то, что нужно!».
Участок с домом огораживала полуразрушенная, каменная изгородь, высотой примерно по колено взрослому человеку. Режиссер поставил на нее походный рюкзак и приобнял за талию свою жену. Губы Корнелии задрожали. В этом страшном, брошенном доме точно обитал ее старый знакомый. Она видела его зловещий силуэт в окне так же четко, как немногим раньше наблюдала его среди лесной чащи.
– Идеальное попадание в образ…, – трепетно прошептал режиссер, обращаясь скорее к себе самому, чем к жене.
– Дорогой, как в таком прекрасном месте может стоять такой дом?
– Здесь
