так, чтобы вы поняли. Или же… Ну, это неважно, и говорить нечего.
– У вас тоже солипсизм?
– Нет. У меня якобы паранойя, – с заметным раздражением сказал старик. – Однако не будем об этом.
– Хорошо… Так как же мне вас называть? Я ведь вас совсем не знаю.
– О, называйте как хотите, я не обижусь! Подумайте, а я покамест тихонько посижу на этом прекрасном стуле.
Я присел на кровать и задумался, но в голову лезли не слишком благозвучные имена вроде Хоттабыча и Мерлина. Хоть старик и сказал, что не обидится, я всё-таки решил найти в памяти имя получше. И нашёл. Точнее, оно само всплыло в сознании.
– Если вы не возражаете, я буду называть вас Сократом.
– Великолепно! Вы точно не притворяетесь?
– Нет, почему вы так… – я замолчал, сообразив, в чём дело. – Значит, раньше я так вас и называл?
– Да. Это просто невероятно! – восторженно воскликнул Сократ.
– Действительно, удивительно. То же самое вышло и со Златовлаской. Это, вероятно, о чём-то говорит?
Он погладил бороду и ответил:
– Сложно сказать. Не стану ничего утверждать, но мне кажется, что это говорит о некой автоматизированной направленности мозга, о несвободе выбора, о предопределённости, если хотите. Даже если ваш мозг просто-напросто где-то в своих глубинах сохранил информацию о наших именах, а вы её выудили оттуда. Я хотел сказать: часть вашего мозга, отвечающая за ассоциативное мышление, выудила её оттуда. Однако это только мои домыслы.
"Старичок-то не так прост, как кажется", – подумал я. А вслух сказал:
– Не зря я назвал вас Сократом.
– О, что вы, молодой человек! Я очень далёк от истинной мудрости. Но вот что я хочу добавить: если мозг сохранил эту информацию, то можно предположить, что он сохранил и другую, более важную, а именно: информацию о нашем прошлом. Если это так, то остаётся только найти способ вызволить её из темницы подсознания.
– Вы тоже не помните своего прошлого? Златовласка сказала мне, что я – поэт, что у меня есть жена, а больше ничего. Но сам я вообще ничего не помню о прошлом.
– Здесь никто не помнит своего прошлого. Всё, что мы о нём знаем, мы знаем от руководства. А оно отказывается много рассказывать нам. Это, видите ли, может негативно сказаться… Порой мне даже кажется… Да что же это в самом деле я вас своими догадками потчую! Вам ведь наверняка хочется узнать, как мы тут живём!
– Мне бы хотелось вспомнить, кто я. Но раз уж это невозможно, – я нахмурился, – то делать нечего.
– Одно другому не мешает, дружище! Вы спрашивайте, а я по мере возможностей буду вам отвечать. Авось что-нибудь и всплывёт.
– Хорошо. Какой сейчас год?
– Сегодня… Двадцать пятое июня две тысячи восемнадцатого года.
– Где мы находимся?
– Где-то в Сибири. Точного местонахождения никто из нас не знает. Ни Гиппократ, ни Бестия, ни помощники не желают об этом
