у меня спрашиваешь? – злился я. – Ты имя-то хоть прочитал?
– Нет тут никакого имени, только номер телефона, – ответил, погрустнев, Павлов. – Но все-таки зацепка имеется, как ни крути!..
– У меня предложение, – с трудом сдерживая нетерпение, сказал я. – Давай засунем этот чертов талончик обратно в твой карман, а потом, когда нас освободят от наручников, ты сам спокойно во всем разберешься. Лады?
– Хорошо, хорошо, – не слишком обрадовавшись, согласился Сергей, и мы снова повторили процедуру передачи билета. Он развернулся ко мне спиной, нащупал сначала мои браслеты, затем – талончик, взял его и положил в задний карман своих белых льняных брюк.
Потом мы опять повернулись лицом друг к другу…
Глава одиннадцатая
Старый ювелир
Хозяин ювелирной мастерской сидел в своем рабочем кабинете, обхватив руками голову.
Почему-то именно сейчас, когда ему перевалило за семьдесят пять, Натан Львович Канторович все чаше погружался в воспоминания, в события полувековой давности.
Казалось, уже все перегорело, быльем поросло, ан нет – перед глазами снова вставала Алина, единственная из женщин, которую он действительно любил, как теперь, с высоты прожитых лет, стало окончательно ясно…
Вспоминалось и другое… Впрочем, это «другое» никогда и не уходило из памяти…
Ювелир взял со стола отремонтированный перстенек с сапфиром и открыл массивный сейф, положив в него золотую безделушку и достав оттуда старую папку с пожелтевшими листами бумаги. Раскрыл ее в одному ему известном месте.
В несчетный раз за последние несколько десятков лет он брал калькулятор и вычислял текущую стоимость тех драгоценностей, что значились в его описи в зашифрованном виде. Если брать по максимуму, то вырисовывалась сумма в шесть с половиной миллионов долларов…
Натан Львович невольно испустил протяжный стон…
Полвека назад, во время ленинградской блокады, к нему обратился с заманчивым предложением его хороший знакомый – точнее, хороший знакомый его погибшего на фронте отца – Михаил Фридман. Тот занимал какой-то высокий пост в продовольственном комитете города и имел практически неограниченный доступ к продуктовым складам Ленинграда.
Суть предложения была проста, как прямая линия. Фридман достает продукты – сахар, тушенку, хлеб, – а Натан меняет их на драгоценности умирающих от голода людей. Дело в том, что молодой Канторович уже тогда слыл не последним человеком на рынке ювелирных изделий и имел множество клиентов.
Передавать же продовольственные раритеты непосредственно Натану будет помощник Фридмана Тарас Шкавро.
Ухватистый Канторович, которому к тому времени самому было впору менять собственные драгоценности на съестное, сразу уцепился за эту идею. Дело не выглядело слишком опасным – властям Ленинграда, попавшего под чудовищный пресс германской военной машины, было не до каких-то там спекулянтов.
Однако крайним Натан оставаться все-таки
