цвету глаз не предвещал ничего хорошего тому, на кого он был устремлён. Неистово гаркнув, Кейн взмахнул топором и нанёс сокрушительный удар. Полено раскололось на две неравные половинки.
– Тьфу, вошь мне в щущень! – плюнул Кейн, недовольный тем, что получилось. Затем поднял тот чурбак, что был побольше, и поставил на колоду. Но деревянный паршивец не захотел стоять на торцах ни так, и ни эдак. Почесав затылок, гробовщик достал из-за пояса кинжал, воткнул острие в торец полена ровно посередине, поставил на колоду, придерживая одной рукой, а другой взял топор и стукнул обухом по рукояти. Деревянный строптивец был расщеплён ровно посередине. Кейн удовлетворенно выдохнул, и наконец, почесал свой потный глаз. Надо было сделать передышку, ибо его ждали еще не менее полусотни таких же поленьев, которые он пообещал леснику изрубить до вечера.
Сбежав от чёрной полиции, гробовщик, эльфийка и морферимы четыре дня скитались по лесной глуши, питаясь одними белками, куницами да зайцами, которых морферимам удавалось изловить, несмотря на предательский звон цепей, ночевали на промёрзлой земле, денно и нощно тряслись от холода. Кандалы на руках и ногах не давали покоя, терзая кожу острыми краями, а ледяной металл отмораживал конечности так, что кисти рук и стопы с лапами едва не отваливались.
Ледяное скитание продолжалось, пока путники не вышли к хижине старого лесника, который согласился приютить их и согреть, а также взялся лечить Эннамаэль, которая угасала с каждым днем. Взамен нелюди стали помогать старику по хозяйству – готовить еду и поддерживать огонь. Спустя несколько недель Эннамаэль начала приходить в себя. Методы и травы старинной народной медицины людей, которыми в совершенстве владел лесничий, успешно действовали и на эльфийку. Близился час продолжения похода.
Гробовщик пошарил ладонями по карманам, запоздало вспомнил, что курева нет, и огорчённо плюнул. Воткнув топор в колоду, шумно плюхнулся на завалину, привалившись к стене ветхого домика, и закинул ногу на ногу. Откуда-то изнутри тут же послышался недовольный хриплый крик, и через пару секунд дверь распахнулась от сильного и гневного удара ладонью. Кейн в недоумении кривя брови, повернул голову в сторону приближающихся шагов. Из-за угла вышел лесник с перекошенным от гнева лицом. Он был стар, заметно старше Кейна. Белоснежно белая борода спускалась ниже пояса и была для удобства заправлена под кушак. Такие же снежно-белые волосы, торчавшие из-под соболиной шапки, сплетенные в тугую косу, опускались едва ли не ниже бороды. Одет лесник был в штопаную-перештопанную шубу на лисьем меху (что сразу не понравилось морферимам) поверх заношенного донельзя и почерневшего льняного рубища до колен, из под которого выглядывали скривлённые неподъёмным грузом лет ноги в старых валенках. Увидев Кейна, лесник стал гневно сопеть и бешено сверкать глазами.
– Чего тебе надобно, старче? – Спросил Кейн, непонимающе таращась на лесника, пускающего из ноздрей гневные струи пара, – Случилось чего?
– Случилось. Видать, где-то на стене сыскалась надпись, де, халупа сносу подлежит. Надеюсь, не говном насобачено?
– Ты чего, хозяин, на голову присел с утреца, чердак съехал? – Изумленно вытаращил глаза гробовщик.
– Если и съехал, то по твоей милости. Боров такой здоровый. Сейчас мне чуть дом с землёй не сровнял! По что в стену лупишь, дурень? Хибарку эту я сам вот этими руками сорок лет назад возвёл. По что я вас на порог пустил, – чтобы вы меня тут и похоронили? Не так я себе это представлял. Я с вас за приют денег не беру. А вы уж будьте любезны – коли при вас помру, так по-людски и закопайте. А не эдак! – Старик еще раз сердито фыркнул, тряхнул бородой, и осторожно опустился на завалину, рядом с Кейном.
– Не серчай, хозяин. Скоро исчезнем, – ответил тот.
– Ты превратно не понимай, я не жалею, что пустил вас к себе, и не шибко хочу, чтоб вы уходили. Вы мне неплохо помогаете. Тяжело мне будет свой день насущный обихаживать без вас. Хозявство вести – это, знаешь, не мудями трясти. Но и держать вас тут не собираюсь. Эльфа ваша уже и ходит резво, и смотрит прямо. Гнусь из неё я всю повывел. Коли снова не отведает, то и не вспомнит про дурман. – Глаза старого лесника светились гордостью за качественно сделанное благое дело.
Кейн признательно кивнул, сощурив карий глаз, и задумчиво уставился на живописную лесную панораму впереди. Хижина лесника стояла на каменистом уступе, достаточно высоком, чтобы взор наблюдателя падал выше древесных крон до самого горизонта. Посреди лесной шевелюры тонким белым пробором виднелась речушка, периодически терявшаяся среди сосновых шапок, а затем вновь появлявшаяся где-то в дали, вблизи горизонта. Лёд тронулся, и льдины, обгоняя одна другую, весело неслись по течению, возвещая прилёт грачей и скорое возвращение тёплых дней.
– Я давеча вот что накумекал, – продолжил лесник. – Железки ваши ржавые кое-как сняли, слава Илтрису, а с эльфой – затык, и думается мне, оно – к лучшему.
– Это почему же? – удивленно вскинул брови Кейн.
– Еще с десяток
