тогда можешь ли ты, как Радек, превращаться в какое-нибудь животное? Я, например, видел, как Радек превращается в кота.
– Могу, но никогда не буду этого делать, особенно у тебя на глазах. Я не хочу, чтобы ты запомнил мой облик преображённым в морду зверя, пусть даже это будет вполне симпатичная собачка.
Потом мы опять гуляли, а потом опять пошли на танцы. Танцевать с безногим на коляске ― это я вам скажу нечто! Мы всех растолкали и распугали на танцплощадке, но что-то всё же у нас получилось! Затем мы оставили запуганную танцплощадку и укатили в ночь. Пред нами был весь мир, и мы были его властители!
А потом началась война.
Радек Рексович о своей предвоенной жизни
Гудят моторы самолёта и несут нас обоих всё ближе и ближе к дому. Петруха молча страдает, так как раны на ногах у него опять открылись. Моя же рана в плече почти утихла и только по ночам ноет, когда пытаюсь повернуться не на тот бок. Но всё кончается, вот самолёт идёт на посадку. С трудом выгружаем тяжеленного Петруху из самолёта и кладём его на каталку. На это уходит время, и мы оказываемся на поле, когда поток прибывших уже схлынул. За оградой взлётного поля вижу только две женские фигурки. Одна из них ― в ядовито-красном платье. За время войны я отвык от ярких, кричащих одежд. Как бы сказала Любочка, такой цвет явно говорит о несъедобности или даже ядовитости его обладателя. Где-то сейчас она, придёт ли нас встречать? Подходим ближе, и, о ужас, красная змеиная фигурка оказывается моей сестрой Розой. Но как же она изменилась! А рядом, рядом мама Валя. Она бросается мне в объятия.
– А где Любочка? ― был мой первый вопрос.
– Любочка всё учится. Недавно возвратилась из Австралии, где повышала квалификацию, через месяц у неё защита диссертации.
– Почему ж она нас не встречает? Ведь она здесь, в городе!
– Я не стала её беспокоить. Ведь у неё последние дни перед защитой, а ещё так много надо успеть! Ох, мама, мама! Ну как вы не понимаете!
Они, видите ли, всё за неё решили и ничего ей не сказали о моём приезде. Оглядываюсь на Розу, а она тем временем уже успела откатить каталку и втихомолку целует моего Петруху. А он, дурачина, ей улыбается! Я прямо всей своей кожей ощущал весь яд её поцелуев. Кого мы вырастили в своей семье? Какое инопланетное чудовище?! Надо будет с Петрухой серьёзно поговорить!
Но поговорить мне с ним удалось нескоро. Его сразу забрали на срочную операцию, а я отбыл в город, чтобы найти Любочку и, если надо, хоть чем-то ей помочь.
Месяц пролетел, как сон. Мы с Любочкой как брат и сестра поселились в одной комнате, но отношения у нас сразу установились гораздо более близкие, впрочем, остальным об этом знать было незачем. Я помогал ей чертить плакаты, рисовал иллюстрации. Она, как и мечтала, занималась большими хищными птицами, диссертация её была посвящена физиологии грифов.
– Знаешь, ― сказала она мне как-то, ― я изучала полёт различных птиц и выяснила, что именно грифы тратят на полёт наименьшее
