манить пальчиком Полигимния – он бросается за ней; пока бежит к ней, замечает кокетливую улыбку Талии; развертывает свиток, чтобы написать комедию, слышит, как в бубен ударяет Терпсихора, ноги сами собой пускаются в пляс; не прекращая танцевать, он бросается за Эвтерпой и Эрато, которые бежали, бежали вместе, но как только он уже готов был схватить их, кинулись врассыпную; Трасюмахон замер в растерянности, в руках у него остались лишь ленточка Эвтерпы и упавший из локонов Эрато розовый бутон.
Эпимифии:
Лучше сосредоточиться на чем-то одном и добиться хоть чего-то, чем стремиться ко всему, но так ничего и не достигнуть.
«Может быть, я не сравнюсь ни с великим поэтом, ни с великим танцором, ни с великим зодчим, зато мне никогда не было скучно.»
Иные призваны не создавать, а лишь удобрять почву ноосферы. Их лептой пренебрегает лишь страдающий гигантоманией и юношеским максимализмом.
Книга II
Люди и звери
Тюлень
Тюлень любил крутить на носу разноцветный мяч. Его забавлял сам процесс – смесь технической задачи (удержать на носу все время норовящий соскочить мяч) и развлечения в перерывах между ловлей рыбы. А чем еще было заниматься здесь, в Хаут Бэй! Но вот у него стало получаться, и на него стали обращать внимание гуляющие по набережной туристы. Ему стали аплодировать и бросать рыбу; наконец ему стали прочить цирковую карьеру. Постепенно тюлень стал привыкать к знакам внимания и огорчался, когда его не замечали. В какой-то момент он понял, что пристрастился к желанию славы и утратил чистоту наслаждения, с которым раньше крутил на носу мяч. «Но ведь это просто глупо: я кручу мяч не потому, что мне аплодируют или потому что меня подбадривают, и уж точно не потому, что мне бросают дохлую рыбу, я поймаю рыбу получше сам. Я просто люблю крутить на носу этот мяч!»
Эпимифии:
Басня учит заниматься любимым делом независимо от реакции праздной публики.
Горе тому, у кого единственный стимул заниматься чем-то – похвала и аплодисменты.
Ослица
Ослица была самой обыкновенной, серой – ничего примечательного. Стоять бы ей всю ее жизнь со всеми остальными ослами, но судьба распорядилась так, что ее перевели в конюшню, к благородным лошадям; перевели ее туда только потому, что там она была ближе к огородам, из которых на скрипучей повозке, в которую ее впрягали, привозили овощи в усадьбу. Ослица же сочла перемещение ее к лошадям знаком отличия ее от других ослов и стала подражать аллюру лошадей, таща повозку с овощами, и пыталась вместо ослиного крика научиться ржать. Но все вокруг все равно относились к ней как ослице. Она старалась быть, если уж и ослицей, то хотя бы «необыкновенной», а ее называли «странной». Она решила, что лошадиная сбруя точно сделает ее неотличимой от лошади. И она потребовала сбрую у своего извозчика, сказав, чтобы для большего сходства он аккуратно свернул ее длинные уши
