и когда подошла к ней Дианка и, положив в изъявление своей ласки на колени ей морду, занесла было туда же и лапу, она вдруг, чего прежде никогда не бывало, ударила ее довольно сильно по голове, проговоря:
– Ваша собака, дяденька, вечно измарает мне платье.
– Венез-иси! – сказал капитан.
Дианка посмотрела с удивлением на Настеньку, как бы не понимая, за что ее треснули, и подошла к своему патрону.
– Иси, куш! – повторил строго капитан, и Дианка смиренно улеглась у его ног.
Напрасно в продолжение получаса молодые люди молчали, напрасно заговаривали о предметах, совершенно чуждых для капитана: он не трогался с места и продолжал смотреть в книгу.
– Есть с вами папиросы? – сказала, наконец, Настенька Калиновичу.
– Есть, – отвечал он.
– Дайте мне.
Калинович подал.
– А сами хотите курить?
– Недурно.
– Пойдемте, я вам достану огня в моей комнате, – сказала она и пошла. Калинович последовал за ней.
Войдя в свою комнату, Настенька как бы случайно притворила дверь.
Капитан, оставшись один, сидел некоторое время на прежнем месте, потом вдруг встал и на цыпочках, точно подкрадываясь к чуткой дичи, подошел к дверям племянницыной комнаты и приложил глаз к замочной скважине. Он увидел, что Калинович сидел около маленького столика, потупя голову, и курил; Настенька помещалась напротив него и пристально смотрела ему в лицо.
– Вы не можете говорить, что у вас нет ничего в жизни! – говорила она вполголоса.
– Что ж у меня есть? – спросил Калинович.
– А любовь, – отвечала Настенька, – которая, вы сами говорите, дороже для вас всего на свете. Неужели она не может вас сделать счастливым без всего… одна… сама собою?
– По моему характеру и по моим обстоятельствам надобно, чтоб меня любили слишком много и даже слишком безрассудно! – отвечал Калинович и вздохнул.
Настенька покачала головой.
– Так неужели еще мало вас любят? Не грех ли вам, Калинович, это говорить, когда нет минуты, чтоб не думали о вас; когда все радости, все счастье в том, чтоб видеть вас, когда хотели бы быть первой красавицей в мире, чтоб нравиться вам, – а все еще вас мало любят! Неблагодарный вы человек после этого!
Капитан покраснел, как вареный рак, и стал еще внимательнее слушать.
– Любовь доказывается жертвами, – сказал Калинович, не переменяя своего задумчивого положения.
– А разве вам не готовы принести жертву, какую вы только потребуете? Если б для вашего счастья нужна была жизнь, я сейчас отдала бы ее с радостью и благословила бы судьбу свою… – возразила Настенька.
Калинович улыбнулся.
– Это говорят все женщины, покуда дело не дойдет до первой жертвы, – проговорил он.
– Зачем же говорить, когда не чувствуешь? С какою целью? – спросила Настенька.
– Из кокетства.
– Нет, Калинович, не говорите тут о кокетстве!
