нечего меня опасаться, – сказал он тихо Мановской, проходя мимо ее. – Здесь всем известно, что я влюблен в madame Маурову.
Молодая женщина взглянула на него и, кажется, поняла этот намек.
Эльчанинов подошел к вдове, которая на этот раз была одна и сидела опять в наугольной, задумчиво перебирая концы своего шарфа.
– Как я рад, – сказал он, усаживаясь около нее, – что, наконец, встретил вас без вашей гувернантки.
– Это что значит? – спросила вдова, внимательно посмотрев на молодого человека.
– Это значит, что я могу с вами, наконец, говорить откровенно.
– Право?.. А я не замечала в вас притворства. Напротив, вы слишком откровенны.
– А мой идеал?
– Что ж ваш идеал?
– Я изобрел его, чтобы скрыть настоящий.
– Или вы тогда хитрили или теперь хитрите, – сказала Клеопатра Николаевна, снова внимательно взглянув на молодого человека.
«Она умнее, нежели я полагал», – подумал про себя Эльчанинов.
– Позвольте мне с вами рядом сесть за столом, – сказал он вслух.
– Извольте.
Он поцеловал ее руку.
– Еще одна просьба!
– А именно?
– Чтобы не было около вас вашей спутницы.
– Это почему?
– Я ее терпеть не могу: она сплетница, и я должен буду невольно притворяться.
– За что же вы ее не любите? Вот что значит наружность! Ах, господа, господа мужчины!
– Прошу вас!
– Извольте! Впрочем, помните, это жертва!
– Merci, – сказал Эльчанинов и снова поцеловал руку Клеопатры Николаевны.
– Вы мне скажете ваш идеал, – сказала вдова, не отнимая руки.
– Скажу, – отвечал молодой человек с притворным смущением и сжал ей руку.
Они разошлись.
Через полчаса сели за стол. Эльчанинов был рядом с Клеопатрой Николаевной. Вдова была, говоря без преувеличения, примадонною всех съездов Боярщины. Она была исключительным предметом внимания и любезности со стороны мужчин, хоть сколь-нибудь претендующих еще на любезность. Причина этому, конечно, заключалась в независимости ее положения, в ее живом, развязном характере, а больше всего в кокетстве, к которому она чувствовала чрезмерную наклонность. В числе ее поклонников был, между прочим, и Задор-Мановский, суровый и мрачный Задор-Мановский, и надобно сказать, что до сего времени Клеопатра Николаевна предпочитала его прочим: она часто ездила с ним верхом, принимала его к себе во всякое время, а главное, терпеть не могла его жены, с которой она, несмотря на дружеское знакомство с мужем, почти не кланялась.
Судьба посадила Задор-Мановского напротив вдовы.
– Кто этот молодой человек? – спросил он у своего соседа, указывая на Эльчанинова.
– Это сосед его превосходительства, недавно приехал, – отвечал тот.
– Где же он живет?
– В Коровине.
– В
