добычу позади себя и шапку на голове, крикнула:
– Тпр-ру!..
Буркит мгновенно остановила свой бег и встала на дыбы. Жулдыз, успокоив кобылу, со злостью посмотрела, кто же оказался достаточно глуп, чтобы выскочить перед лошадью на полном скаку. До чего же удивилась Жулдыз, когда увидела, что от пыли стоит и отплевывается ее анда Саткын.
Она бросила шапку на землю и прыгнула за ней, на радостях даже не скривившись от боли, когда ступила на больную ногу.
– Привет, анда. Чего на дорогу выскакиваешь?
Саткын широко улыбнулся и подошел к ней.
– Откуда ж я знал, что ты и затоптать можешь?
Друзья засмеялись.
– Что ты в степи один делаешь? – спросила Жылдыз, когда они уже уселись на землю, как на щедро расстеленную кошму.
– Так ведь я не один.
Она весело покачала головой и достала нож из-за пояса – у нее кончались стрелы, надо было настрогать новых.
– Выполнил поручение манапа, великий посол?
– Выполнил, – не без гордости ответил Саткын. – Думал, вернусь, отдохну, съезжу с тобой на охоту, а тебя – нету.
Он присвистнул и неопределенно махнул рукой куда-то.
– Сидит Толкун дома одна, тоскует.
– А, Толкын… – тихо, как бы неохотно протянула Жылдыз имя сестренки, произнося его на свой, степной, лад. Они всю жизнь так и общались – каждый по-своему. – Ладно уж, не из-за моей же прихоти меня не было. Ты-то зачем сюда принесся, анда?
– Тебя найти.
– Зачем? – нахмурилась она.
– Манап гневается. На тебя, сестра.
– “Манап гневается”, – фыркнула Жылдыз, презрительно сплевывая и смахивая стружку с колен. – Мне нет дела до того, что этот дурень там делает, пусть хоть на голове стоит – мне все равно.
Саткын невольно усмехнулся, узнавая тупое упрямство анды на ее простом, грубоватом, бровастом лице.
– До него доходят слухи, что ты ругаешь его за его спиной, непристойные вещи говоришь. Ты бы осторожнее, анда, осторожность еще никого не погубила. И зачем ты это незнакомым выговариваешь?
– Ну, мелькнуло крепкое словцо, может быть, – она пожала мускулистыми плечами. – Понадобится – я ему все и в лицо выскажу.
– Он уже грозится камчой с арканом, – предупредил Саткын. – Говорит, пригрел, растил, уберег, как родную…
– Растил? – прошипела Жылдыз, со злости втыкая не готовую еще стрелу в землю. – Никто меня в жизни не оберегал. Как родную… Не завидую же я его детям.
– Ну что ты это мне говоришь, сестра? Словно я не знаю, – успокоил ее Саткын, смотря, как она ломает руки, сдерживая себя.
Жылдыз достала стрелу и, увидев, что она переломилась, с досадой отбросила в сторону.
– Ладно. Попридержу язык за зубами, так уж и быть.
