на кончик стула.)
Мямлин (заискивающим голосом). А я, ваше превосходительство, только вчерашнего числа возвратился из моей скучной и длинной командировки…
Владимир Иваныч (насильно улыбаясь). Знаю это я!
Мямлин. В три тома дело произвел!.. Вот каких три тома!.. (Показывает рукою на аршин от земли.) Двести пятьдесят деревень объехал; с железными дорогами семь тысяч восемьсот верст сделал, – надобно было на это употребить времени и труда! (На все эти слова Владимир Иваныч хоть бы малейшее выразил одобрение.) И как вот сейчас я Алексею Николаичу докладывал: в самую нынешнюю страстную неделю, когда все истинно русские желают и ждут с семейством разговеться, я, один-одинехонек, живу в идолопоклоннической, мордовской деревнюшке; только один раз в неделю и оживаешь душой, когда услышишь благовест из соседнего русского села или съездишь туда к обедне; вдруг я читаю в газетах, что наш Алексей Николаич назначен товарищем; я всплакал даже от радости, потому что этот выбор прямо показывает, что в настоящее время в России можно служить и что достоинства и заслуги не пропадают даром! (Владимир Иваныч, лицо которого становилось все более и более сердитым и недовольным, и на эти слова ничего не проговорил. Мямлин, обращаясь уже к генерал-майору Варнухе.) Согласны вы с этим?
Генерал-майор Варнуха (потупляя глаза и каким-то нерешительным голосом). Конечно-с!..
Мямлин (совершенно не соображая, кому и что говорит). Про Алексея Николаича все, я думаю, даже враги его скажут, что он умен!.. Просвещен!.. Деятелен!.. Знающ! (Каждое слово Мямлина как бы булавкой кололо генерала Варнуху, так что он слегка даже вздрагивал. Мямлин в окончательном пафосе своего увлечения и снова обращаясь к нему.) И, наконец, души ангельской! Чего ж можно больше требовать от человека! (Генерал-майор Варнуха при этом только уже выворотил белки свои на Мямлина, как бы желая тем выразить ему свое удивление. Мямлин, ничего этого не замечавший.) Это назначение так меня ободрило, что, когда я радость мою по этому предмету передавал князю Михайле Семеновичу, так он, сочувствуя, конечно, вполне выбору Алексея Николаича, посмеялся даже мне: «Ах, ты, говорит, добрая русская душа; каждому малейшему успеху России ты радуешься!..» Я что ж? Признаюсь: патриот!.. Люблю мое отечество! И теперь вот прямо самому графу и вашему превосходительству осмелюсь сказать и просить рассмотреть мои труды, может быть, и в них найдется что-нибудь полезное! Никакой поблажки или снисхождения не желаю себе; а прошу только рассмотреть их и оценить по достоинству.
Владимир Иваныч (мрачным голосом). Наша обязанность просматривать все поступающие к нам дела.
Мямлин. А я только и желаю того! (Начинает снова выделывать из лица гримасы.)
Владимир Иваныч (с нескрываемым отвращением.) Какая, однако, у вас болезнь эта несносная.
Мямлин. Очень несносная! (Встает и начинает раскланиваться.) Поручаю себя вашему вниманию.
Владимир Иваныч (тоже вставая и протягивая Мямлину руку). Весьма рад, что видел вас!
Мямлин (склоняя
