струны рвут смычком играя,
И банки строят из песка.
Лисица что-то вся рябая,
Одна гремучая тоска.
Стареют главные бояре,
А в их когтях и суд, и власть.
Зверье держать в сплошном угаре,
Заслуги их лишь только часть.
Создать всегда бывает легче,
А как надолго удержать?
С годами мы не стали крепче,
Так перестали подражать.
Звериный хор в Европе слышен,
Несет волною океан.
На фоне их я мордой вышел,
И мой не меньше стал карман.
Но цепь себе я не приемлю,
Блестит моя на солнце шерсть.
И грызть до тех пор буду землю,
Пока мне смерть не скажет – есть.
Огонь фонарный на панель
Огонь фонарный на панель,
И нет тепла его, и света.
И отпечатком только тень,
И недосказанность поэта.
Для дров спилили старый дуб
Для дров спилили старый дуб,
В нем сто колец до сердцевины.
Ветвистый был, не много груб,
Но украшал пейзаж долины.
Стоял один он на краю,
Деревни не большой, не малой.
И птицы жили в нем в раю,
И в землю врос великой славой.
Солдата раненого спас,
Когда кругом бои гремели.
И самолетам был компас,
Тем, что бомбить за нас летели.
Преодолев не легкий путь,
Он путнику давал усладу.
Где мог в тени тот отдохнуть,
Вкусив, дубовую прохладу.
Взмывало вверх и воронье…
Его колючими ветвями,
Он не давал для них жилье.
Дружил с проворными ветрами.
Дождям он рад был как друзьям,
И те обильно поливали.
Девчатам статным и парням,
Что вечерами здесь гуляли.
И солнцу утреннему сам,
Склонял свои большие ветви.
И с уваженьем к небесам,
Качал продубленные плети.
И год за годом уже век,
Все пережить ему досталось.
Но как мельчает человек,
В груди дубовой все смешалось.
За что его под топоры?
Кому мешал он на отшибе?
И ветви брошены в костры,
Огонь взлетел в хмельном порыве.
Не будет больше желудей,
И снег сотрет погасший уголь.
И пожалеет дуб людей,
И им порой бывает туго.
Для дров спилили старый дуб,
В нем сто колец до сердцевины.
Ветвистый был, не много груб,
Но
