себя «третьим» называет.
– Звонили, – говорит он в другую комнату. – Минут через сорок обещали вернуться. Главное, подписали. Какие-то ещё дополнительные бумаги надо составить, – пожевал губы. Из Вариной чашки, расписанной гжелью, глоточек кофе сделал.
– Одиночество среди людей – тяжкое бремя цивилизации, – говорит по телефону кому-то, скорбно покачивая головой. Глаза прикрывает от тяжести того, что он видит. – Не мешайте нам работать, – отчитывает кого-то. – Не нарушайте право человека распоряжаться своим имуществом. Да, всякий раз, когда нам становится известно о нарушении прав человека – мы рядом, – на Варю посмотрел. Как она глазки в заторможенном-то состоянии открывает; умилился этим. Плеча её коснулся, как это бывает, когда человеку доверяют.
В дверь позвонили. Вошли двое: незаметно исчезнувший муж беременной – обменщик и… какие бывают среди особенно чистых. Ни единой складочки, ни пятнышка на его одежде; свежевыбрит, хорошо причёсан. Явно, он с претензией на право требовать аккуратности в работе и чистоты помыслов у подчинённых ему людей. Безусловно, со знанием дела подобранных.
Пока вновь прибывший, а судя по осанистости, важный гость, изволил пользоваться туалетом, сопровождавший его губастый обменщик спешил сообщить Правдину об успехах и мелких-мелких помехах, легко устранимых.
– Всё хорошо, – докладывал, – только бумажку одну надо поправить, – на стол бланк с цифрами кладет. – Много времени ушло на то, чтобы убедить уважаемых людей, что клиент подготовлен достаточно. И что специалист у нас самый-самый, – на доктора посмотрел, а потом на Варю. – Я говорил о нашем полном понимании, как много нынче крикунов-радетелей России. Из-за куска земли порвать готовы, о возможном резонансе в прессе.
После продолжительного пребывания в туалете к ним неспешно подошёл, потирая руки, как это бывает с мороза, по-особенному чистый. Оказалось, человек он весьма известный, из крупных юристов – Сирин. Поговаривают некоторые о возможном его скором отъезде в Москву. И вопрос уже почти решён о его высоком назначении. Вот почему ещё в коридоре сам Зиновий Филиппович помог снять с дорогого гостя длинное пальто и долго тряс обеими руками его мягкую ладошку. Услужливо предложил располагаться в роскошном кресле из натуральной кожи, с которого он совсем недавно пускал колечки дыма от сигареты известной фирмы. Тот же в ответ только кивнул на это. И попросил на хорошем английском Нямбу Станиславовича приготовить ему кофе мелкого помола. А такому учтивому Правдину он начал говорить уже по-русски. Жёстко, иногда и по слогам как недопонимающему многого.
– По дороге сюда Нямба Станиславович мне говорил, – он кивнул в сторону кухни, – что обкатка нашей новой системы прошла хорошо. Но вы включили старый, уже давно используемый вариант с комиссарами, их кожаными куртками и маузерами, – непродолжительно задумался. – Нет, не надо. Не надо повторяться.
– Мы, Роберт
