Я ни слова не говоря рву к нему. Заношу руку. Длань карающая. Он видит меня. Спрыгивает с кресла. И, прохрипев что-то типа резкого «ме», замирает на ковре, вытянувшись в струнку и распушив хвост. Как будто сдох. На шум из кухни вбегает она. И застает такую картину. Я с поднятой рукой посреди комнаты, а у моих ног дохлый кот.
Что тут началось!
– Ах ты изверг. Ты кота убил! Ты фашист…
– Дорогая, я его не тронул!
– Почему же он сдох тогда? Ты никого не любишь! Только кресло свое.
– Дорогая, но я…
– Хватит! Если тебе не нравится, что мы живем в твоей квартире, переедем в наш дом.
Надо сказать, что ее семья жила на окраине города в частном доме. Но не это важно. А то, что эта скотина поднялся. Потянулся. Заурчал и стал тереться об ее ноги. Не знаю, что уж он там учуял своим носом. Но только я был в шоке. Будто он действительно понимает, о чем мы говорим.
– Дорогая, я же говорю, он живой.
– Конечно, живой, мой Феденька. А только ты его мучаешь! Мы переезжаем. Если хочешь, можешь с нами.
Вот такие кренделя! Это я его мучаю!!!
Но дело у нас шло к свадьбе. Как никак. Вопреки всем стараниям Федора. А там все-таки сад, огород. Родная стихия… И мы переехали. Все втроем, естественно.
Вот тут, на своей территории, у него обнаружилась одна особенность. Точнее, еще один заскок в его кошачьем мозге размером с грецкий орех. Можете представить мысли грецкого ореха? В мозге Федора даже этих не было…
На улице лето. Казалось бы – гуляй себе не хочу… Но нет! Он на страже. Дома кроме нас никого. Родители на работе. Мы молодые, горячие. Но как только начинаются зажимашки-целовашки, эта облезлая ушанка запрыгивает мне на спину или на голову… сами понимаете, тут уже ни до чего дела нет…
Надоело это не только мне, но, наконец, и девушке. Выставили его на улицу. Мы в спальню. А он на крышу. Мы обнимашки-целовашки. А этот хвостатый растопырился над окном. Задними лапами на водосточный желоб встал, передними на ставни, и орет истерически. Это же какие нервы должны быть, чтобы такое вынести. Я бросаюсь к подоконнику. Но не успеваю. Этот альпинист срывается вниз. Пролетает мимо окна. И внизу раздается уже знакомое «ме». Девушка бежит на улицу. Я за ней…
Видать, как-то неудачно он упал. Когда я прибыл на место падения, она уже плакала над его бездыханным телом. Тут меня понесло.
– Интересно, а ты плакала бы над моей исцарапанной в кровь спиной? Или над моим отгрызенным носом? А? Плакала? Если бы он мне ночью горло перегрыз? Или ты бы меня всего ему по кусочкам скормила… Он даже не поперхнулся бы…
Но я не договорил всего, что у меня накипело. Она выпрямилась. И, утерев слезы, сказала:
– Убирайся! Видеть тебя не хочу. Это он из-за тебя погиб!
Нормально, да? Из-за меня… Погиб… Пал смертью храбрых… Подвиг, что ли, какой совершил? Из-за кота выгнать живого человека.
Я
