тип, надо доложить. Человечишко рода не знатного, талантами не одаренный, состояния не имеющий, умом большим тоже не блещет, а вот втерся же к Великому, да и в других приличных домах бывает, и не только у художников. Говорун, болтун, скоморох балаганный, а когда хозяева, да и гости под хмельком начнут то карикатуры рисовать, то вирши экспромтом, ежели в гостях у литератора засядут, а то, может, романсик какой, так вот он это все подбирает, все листочки соберет и продаст.
Гении они что? Сотворят в порыве вдохновения и забудут, а он с этого кормится. Вор и подлец.
Афанасий Иванович, при всем своем бедственном положении, никогда до этакой низости не опускался. А потому сейчас явление Платошки и вовсе проигнорировал, прошествовал мимо, словом не удостоив.
Быстрей к себе, домой! К Уленьке, к Мишеньке, к дочкам. По пути в лавку забежать, еды купить, детишкам гостинцев, со ста-то рублей можно. Доктора к Мишеньке позвать, с хозяином – шельмой бесстыжей за квартиру рассчитаться…
По пути домой Афанасий Иванович забежал в лавку, накупил всякой снеди, детишкам гостинцев, по дороге заглянул к доктору, нижайше просил прийти и заплатил за визит сразу. Отчего доктор прибыл незамедлительно.
Когда Афанасий Иванович с доктором поднялись в квартиру, Мишеньке было совсем плохо. Уленька, бледная, измученная беспокойством и бессонной ночью, сидела у его кровати, промокая лобик. Девочки тихие, бледные, похожие на чахлые, выросшие без солнечного света растеньица, сидели на стареньком вытертом диване, перебирая на коленях какие-то старые тряпицы. Ни шумливости, ни игр, за братика переживают.
Портрет он впопыхах в комнате за шкаф сунул да тут же про него и забыл.
Доктор Мишеньку осмотрел, прописал порошки, питание полноценное, бульоны. У Уленьки от этих слов на глаза слезы навернулись. Где ж их взять, бульоны-то эти?
Но Афанасий Иванович погладил ее по плечу, мол, ничего, ничего, будут и бульоны. А когда доктор ушел, сгонял в аптеку за углом. А заодно в подвальчик соседний, купил бутылочку дешевого кислого винишка, выпить за здоровье благодетеля Карла Павловича Брюллова.
Жар у Мишеньки к ночи отступил. Заснул Афанасий Иванович быстро, легко, сегодня день прожили, и слава богу, а завтра надо будет первым делом за квартиру заплатить, пока этот клещ Кузьма Потапович квартального не привел. С тем и заснул. На сытый-то живот да после бутылочки кому ж не заснется?
А ночью вдруг его стук какой-то разбудил. Да так, что Афанасий Иванович, в секунду проснувшись, на кровати подпрыгнул. Смотрит вокруг, таращится в темноту, ничего понять не может. В доме тишина, только тараканы за обоями потрескивают. Уленька рядом спит. Личико ее даже во сне печально, заботами источено.
Афанасий Иванович повздыхал, прошлепал на кухню водички попить и тут снова будто шебаршение какое услыхал, за шкафом точно мыши возились.
«Вот проклятые, кота бы завести», – зевая, подумал Афанасий Иванович, да ведь
