а впереди будет другое, новое, неизвестное. И, может быть, далёкая планета, о которой я давно мечтал. Дикая, красивая и загадочная планета, на которой наши астронавты оставили одну могилу. Поклониться бы этой могиле прекрасной земной женщины, которая отдала своё имя чужой планете и осталась на ней навсегда!..
Я слышу вдруг, как зуммерит радиофон, вынимаю его из кармана и подношу к уху.
– Тарасов слушает.
– Сандро, это я, Лина! Я уже всё знаю!
– Что всё?
– Что ты едешь в «Малахит»… У нас взяли только одного Марата.
– Марата взяли? – обрадованно кричу я в микрофон. – Правда? Как здорово!
– Ты, оказывается, ещё можешь чему-то радоваться… – медленно произносит Лина, и я вдруг слышу судорожный всхлип и затем щелчок.
Она отключилась, не договорив и обидевшись на меня. И потом, спустя много месяцев, мне иногда слышался этот судорожный всхлип и за ним механический щелчок в наушнике. И каждый раз я краснел и мучился и заново переживал своё свинство, хотя давно знал, что Лина всё поняла и простила меня. Только сам я себя простить не мог.
9. Али
Оказывается, это нелёгкое дело – свалить толстую старую сосну. Свалить так, чтобы она легла в нужную сторону, чтобы, падая, не прихлопнула нас и не обломила другие деревья и чтобы пенёк остался небольшой – не выше десяти сантиметров.
Али, стоя на колене, медленно, осторожно режет сосну лучом лазера. Луч проходит легко, свободно. Только едкий серый дымок поднимается вверх от линии разреза.
Но в том-то и беда, что луч режет сосну слишком легко. Трудно остановиться. Трудно точно рассчитать ту невидимую линию, от которой должен идти другой, более высокий разрез.
Впрочем, инструктор говорит, что это – дело привычки. Привыкнем – и будем валить сосны почти механически. Тем, кто улетел на Риту, тоже вначале было трудно. А под конец они вообще не считали это работой.
Али ещё немного продвигает по стволу генератор, затем выключает луч, встаёт с колена и вытирает тыльной стороной ладони пот со лба.
– Как? – спрашивает он. – Инаф?
– Довольно! – Я киваю. – Гив ми.
Он отдаёт генератор. Верхний разрез предстоит делать мне.
Али родился и вырос в Сирийском районе. Он не знает русского. Здесь, в «Малахите», многие не знают русского. Но зато все знают «глобу» – смесь английского и русского языков, которая родилась в двадцать веке в совместных полётах американских и русских космонавтов, родилась стихийно и стала расползаться по миру.
Учёные лингвисты поначалу смеялись над «глобой», потому что она создавалась вопреки многим законам грамматики. Пытались противопоставить ей эсперанто – язык, искусственно сочинённый в девятнадцатом веке. Но на эсперанто никто не говорил, а тем более космонавты. На эсперанто выпускались книги, которые никто не читал. А «глоба» звучала всё шире, хотя никто на ней не писал и ничего не печатал.
Наверно, и на Рите земляне будут поначалу говорить
