мать…
– Где мой сын?
– Здесь, в Минске. Сейчас привезут.
Я осела на пол:
– Мое ты солнышко!!! – Поднялась и набросилась с кулаками на капитана:
– Почему ты живой, а моего сына нет? Ты такой здоровый, такой сильный. А он маленький… Ты – мужчина, а он – мальчик. Почему ты живой?!
Привезли гроб, я стучалась в гроб:
– Мое ты солнышко! Мое ты солнышко!
А сейчас хожу к нему на могилку. Упаду на камни, обниму:
– Мое ты солнышко…
– Положил в карман кусочек своей земли – родилось такое чувство в поезде…
У-ух! Война! Я буду воевать. Были, конечно, среди нас и трусы. Один парень не прошел комиссию по зрению, выскочил радостный: «Повезло!». За ним шел другой по очереди, и его тоже не взяли, он чуть не плакал: «Как я вернусь в свою часть? Меня две недели ребята провожали. Хотя бы язва желудка была, а то зубы болят». В одних трусах прорвался к генералу: из-за каких-то больных зубов не берут, так пусть вырвут эти два зуба!
У меня по географии в школе было «пять». Закрываю глаза и представляю: горы, обезьяны, мы где-то загораем, едим бананы… А было так. Нас посадили на танки: в шинелях, один пулемет – направо, другой – налево, задняя машина, которая замыкает, – пулемет назад, все бойницы открыты, автоматы высунуты. Железный еж какой-то. Встречаем два наших бэтээра – ребята на броне сидят, в тельняшках, в панамах, смотрят на нас, со смеху давятся. Увидел убитого наемника, был потрясен. Как тренирован! – атлет. А я попал в горы и не знал, как ступить на камень, что начинать надо с левой ноги. Десять метров по отвесной скале нес телефон… Когда взрыв, закрывал рот, а надо открывать – перепонки лопаются. Нам выдали противогазы. В первый же день мы их выбросили, химоружия у «духов» нет. Каски свои в дукане продали. Лишний груз на башке, нагреваются, как сковородки. У меня была одна проблема: где украсть дополнительный рожок с патронами? Выдали четыре рожка, пятый купил в первую получку у товарища, шестой подарили. В бою достаешь последний рожок и последний патрон – в зубы. Это для себя.
Мы приехали социализм строить, а нас оградили колючей проволокой: «Ребята, туда нельзя. За социализм агитировать не надо, для этого специальные люди есть». Обидно, конечно, что не доверяют. Говорю с дуканщиком:
– Ты неправильно жил. Мы сейчас тебя научим. Будем социализм строить.
Он улыбается:
– Я до революции торговал и сейчас торгую. Поезжай домой. Это наши горы. Сами разберемся…
Едем по Кабулу, женщины бросают в наши танки палками, камнями. Бачата ругаются матом без акцента, кричат: «Русский, уезжай домой».
Зачем мы здесь?
…Стреляли из гранатомета. Я успел развернуть пулемет, это меня спасло. Снаряд в грудь летел, а так – одну руку прошило, в другую ушли все осколки. Помню: такое мягкое, приятное ощущение… И никакой боли… И крик где-то надо мной: «Стреляй! Стреляй!». Нажимаю, а пулемет молчит, потом смотрю – рука висит, вся обгорела, было чувство, что я пальцем
