style="font-size:15px;"> – Люсенька-то моя смотрит теперь на себя в зеркало не насмотрится: «Я – красавица, я – Мила Миланская». И совсем мне, старой, житья не стало. То она раньше веселая была, все смеялась и песни пела. А теперь сядет у окна, вперит взор куда-то вдаль, задумается – и будто окаменеет. Тогда уж к ней бесполезно подходить: ничего не видит и не слышит. Вот как она первый раз увидела эту Милу Миланскую, так ее словно громом и поразило. Смотрит на нее, как в зеркало, оторваться не может: одно лицо – те же зеленые глаза, тот же нос, губы, волосы, фигура.
«Что-то многовато совпадений, – забеспокоилась Мила. – Да быть такого не может, чтобы на свете существовал еще хоть один человек, так на меня похожий. Меня повторить невозможно! И нет на земле больше такой, как я! Значит, они всё врут. Это лишь спектакль, разыгранный для меня, чтобы я поверила, что я не Мила Миланская, а Люська. Интересно, они оба в сговоре или старуха одна притворяется? Чтобы Алексею голову насчет меня заморочить и сделать его своим сторонником, а то и соучастником. Старовата она, конечно, для такой роли. Но другой версии все равно нет».
– Я сама первый раз как глянула в журнал, так меня будто оторопь взяла: как же похожи! Аж страшно сделалось. А что уж о ней говорить? Совсем с ума сошла. Твердит одно и то же: «Это я, это я!» Вот теперь из скита пыталась сбежать, чтобы попасть в ту жизнь, что в журнале. Говорит: «Меня там потеряли, везде разыскивают. А как увидят – обрадуются, что я вернулась. У меня контракты, у меня договоры с телевидением, модными журналами, очень крупными бизнесменами. Я известная, знаменитая. Я сказочно богатая. А вас будут судить за то, что вы меня здесь удерживаете».
«Но это действительно так, – невольно подумала Мила. – И контракты, и то, что меня сейчас везде разыскивают, так как все дела стали. И неустойки я буду вынуждена платить, если меня вовремя не найдут… Засужу, уничтожу!»
– С монахами хотела уйти, а они ее не взяли. Так она разозлилась на них, кричит: «Я вас всех тут засужу! У меня связи, самые известные адвокаты. А денег столько, что я всех могу купить и продать». Порой, когда Люсенька-то спит, сяду и я, грешница, посмотреть журнал. Любопытно все-таки, совсем другая, незнакомая жизнь. А там такие безобразия, что мне страшно становится: и куда мир катится? Скоро все нормальные, наверное, станут походить на мою бедную Люсеньку: разве мозги выдержат этакую похабщину-то?
Старушка замолчала, видимо, устала.
«А старушенция-то как разошлась, – неприязненно думала Мила. – Нашла свободные уши, вот и решила слить все, что накопилось. Ну и терпение у мужика! Кто другой давно бы сбежал от этого жалостливого бабского нытья. А этот – нет, сидит, слушает. Наверное, такой же зануда, как и она».
– Люсенька как поняла, что ей никто не верит, – переведя дух, продолжила рассказ старушка, – так в тайгу и убежала. Понадеялась, наверное, что сама выберется. Да разве ж из нашей тайги выберешься? Люсеньку Бог уберег для чего-то, не иначе. Это же надо было
