подушку, закричал консул. – Серджио, негодяй! Луиза! Порко мадонна! Если через пять минут в спальне не будет убрано, а я не смогу умыться, выгоню всех слуг к чёртовой матери! И замолчите, ради бога! Молча! Молча убирайте!
Несмотря на всю эту суету и шум, к девяти с половиной часам утра консулу удалось не только привести себя в порядок, но и разобрать всю вчерашнюю почту. Заложив в бювар последний циркуляр, Спиридон Иванович Дендрино откинулся на резную спинку неудобного деревянного кресла и от души расхохотался. Нет, что ни говори, а в его итальянской службе была какая-то изюминка! Некий перчик – да разве сравнить со службой где-нибудь в скучной российской канцелярии! Шумно, суетно – зато жизнь чувствуется!
Не удержавшись, он поделился этой мыслью с зашедшим в кабинет с докладом старшим письмоводителем консульства Пирожниковым.
Пётр Евсеич Пирожников служил в заграничном учреждении пятый год, и службою своей был премного доволен. Ежегодно, в день именинницы Евдокии, свояченицы, выхлопотавшей ему сие место, он не забывал заказывать о её здравии молебен в местном православном приходе.
Должность старшего письмоводителя при консульстве в Неаполе была хоть порой и суетливой, но не лишённой приятности во всех отношениях. Шестьсот рубликов годового жалования, треть которого выплачивалась швейцарскими франками и не подлежала обязательному налогообложению, пятнадцать дней оплачиваемого казною ежегодного отпуска с компенсацией проездных сумм до любого указанного в рапорте города в России, либо в Европе, выплата лечебных пособий. Кроме того, в ежемесячном табеле на выплаты было несколько приятных всякому рачительному человеку пунктов, вроде непредвиденных трат на писчебумажные и почтовые расходы, оплата извозчичьих и курьерских, и, конечно, самый приятный и весьма «гуттаперчевый» пункт «представительских» трат.
Не нахальничай, блюди разумную меру, не разевай алчно рот на всё подряд – и артельщик-кассир посольства, не слишком вдаваясь в детали, аккуратно выплатит пятого числа каждого календарного месяца всё, что подпишет к выплате генеральный консул Дендрино.
А уж про то, что служба в любом заграничном российском учреждении была гораздо либеральнее и проще для души, чем в чопорном и ревнивом к чинопочитанию Петербурге, и говорить не приходилось! По неписанной мидовской традиции, штат всякого заграничного учреждения почитался некоей семьёй – с главою, разумеется, – но главою непременно либеральной, просвещённой и далёкой от старорежимных деспотических замашек.
Нет, бывали, конечно, и исключения в виде своих доморощенных самодуров-«отцов», нервической атмосферы всеобщего подсиживания, доносительства и «семейных иуд-доносителей». Такие учреждения были на слуху, тамошние вакансии заполнялись трудно и долго, а коэффициент полезности нехороших мест столь низок, что высокое петербургское начальство, как правило, довольно быстро обращало на сие непотребство своё снисходительное внимание и принимало исчерпывающие меры к исправлению ситуации.
Хвала
