Túque adey, quem myx quae sínt habitúra deyrum Cóncilia íncertúm est, urbísne invísere, Cáesar, Térrarbmque velís curam ét te máximus yrbis Áuctorém frugúm tempéstatúmque poténtem Áccipiát, cingéns matérna témpora mýrto, Án deus ímmensí veniás maris ác tua náutae. Númina syla colánt, tibi sérviat última Thúle… ………………………………………………… Dá facilém cursum átque audácibus ádnue cyeptis Ígnarysque viáe mecúm miserátus agréstis Íngredere ét votís jam núnc adsuésce vocári.[3]
Летом в этих широтах исключительно голубое небо. Яркое и светлое. Лишь изредка его затягивают низкие плотные облака, но лазурь просвечивает даже через них, а потому они кажутся серо-голубыми. Облачность никогда не набегает постепенно, она обрушивается сразу, как будто на котел нахлобучивается гигантская крышка. Летом это пустяки, летом, когда здесь царит почти круглосуточный день и редко штормит, такие фокусы, можно сказать, даже развлекают. Лед начинает менять цвета, и можно поспорить, что столько оттенков голубого, зеленого и белого нет нигде в мире. Ледники спускаются прямо в море. Иногда сверкающая толща, подмытая водой, крошится и с грохотом обрушивается в темные волны. Это потрясающее зрелище, если смотреть издалека. Издалека безопасно. Огромная глыба поднимает белый фонтан и плывет, покачиваясь, как спущенный на воду корабль, величественно и неторопливо. Верхняя часть айсберга, как известно, в 4–6 раз меньше его подводной части. И никогда точно не знаешь, в 4 или в 6! Вот настоящая головная боль для моряков, и особенно для подводников на перископной глубине! Да и глубже – тоже. Морской лед – не лучше – уже при + 2 море начинает «парить» и на спокойной воде образуются прозрачные кристаллы. Они растут, соединяются друг с другом, образуя сгустки в виде каши изо льда и снега – снежуру. Море покрывается ковром, который в зависимости от освещения становится то серо-стального, то свинцового цвета, напоминая застывшую графитовую смазку, в которую какой-то шутник добавил мела и тщательно перемешал. Пока за бортом около нуля – снежура не опасна, но по здешним меркам «0» Цельсия – это невиданная «жара». При -10 пространства спокойной воды затягиваются тонкой корочкой льда. Замерзание не всегда происходит равномерно, из этой «смазки» получаются странные ледяные диски с загнутыми вверх краями. Когда дует ветер и море волнуется, эти «блины» сбиваются в кучи, образуя так называемый «рыхлый лед». Если продолжает холодать, а это происходит обязательно, рыхлый лед смерзается, льдины увеличиваются, образуя сплошной лед. Если ветер усиливается, сплошной лед ломается, образуя огромные ледовые поля. Ходить под такой коркой – тяжелейшее испытание. Зенитный перископ постоянно поднят, чтобы высматривать подходящие для всплытия полыньи. А их может не быть на десятки километров.
Большие айсберги расстреливают торпедами, но это не всегда удается, да и не известно, что лучше – одна большая глыба или пять-шесть глыб поменьше. Вокруг айсберга образуется зона пониженной температуры и тумана, и если их много – туман накрывает шапкой большое пространство. Сонар не всегда справляется, может и ошибку выдать, а таран такого ледяного «эсминца» способен погубить лодку. Погружаться ниже 70 метров – тоже сомнительный выход. Рельеф дна здесь мало изучен – нет-нет да наткнешься на какую-то неведомую банку или риф. Тогда все, чему вас учили в Мюрвике, здесь может оказаться просто бесполезным. Даже если удалось покинуть затопленные отсеки, даже если вы вынырнули на поверхность, в такой воде вы проживете ну самое большее минут 20. Если спасательный самолет каким-то чудом умудрится засечь аварийный радиобуй – принять на борт вас он просто не успеет. Вы не морской леопард, не тюлень Уэдделла и даже не пингвин. Эти твари наполовину состоят из жира, его невозможно проморозить. Вы же, даже если когда-то считались «упитанным», – жалкая креветка по сравнению с ними.
Это не Тронхейм, не Ян-Майен и не Шпицберген – там благодаря Гольфштрему есть хоть короткое, но лето, там есть хотя бы какая-то растительность. Здесь – только камни. Лед, лед, лед и камни. Это огромное пустынное пространство, покрытое толстым ледяным панцирем, – Новая Швабия – антарктическая колония Рейха. Будущее Империи. И могучая цивилизация, когда будет делать решительный шаг, обопрется именно на эти ледяные горы.
Что ж, дети Нибелунгов, вы пели гимны льду, восхваляли Великий Север, – вы все это получили. Столько льда не в состоянии переколоть все человечество, вместе взятое. Вы получили самый лютый Север, который только может быть, но Создатель решил в очередной раз жестоко пошутить. Это север другого конца света. Ultima Tule в самом законченном, совершенном, абсолютном смысле. Край земли. Край вселенной. Дальше нет ничего.
Но этих широт еще нужно было достигнуть. А впереди – Атлантика, нашпигованная эсминцами «томми». В тусклом свете бортовых плафонов командирского отсека, отгородившись от посторонних глаз плотной занавеской, Хельмут Ройтер неторопливо, одна за другой, разламывал сургучные печати, чтобы вскрыть пакет с приказом Командующего. Бискайский залив они благополучно миновали. Шноркель исправен. Будем идти
Как знать, какие сонмы бессмертных,/Цезарь, воспримут тебя! – Ты, наконец, городов ли хранителем будешь/И попеченье земель предпочтешь и будешь вселенной/Ты, как податель плодов, властелин над чредами погоды/Принят, главу увенчав листвой материнского мирта,/Станешь ли богом морей беспредельных и чтить мореходы/Будут тебя одного, покоришь ли дальную Фулу…
…………………………………………
Легкий даруй нам путь, начинаньям способствуй отважным/И, пожалев поселян, еще незнакомых с дорогой,/Нас предводи, благосклонно приняв призывания наши.
