ни сына своего, наследника престола, – словно бы хотел всенародно подтвердить те слухи, что уже шли по стране: он собирается отстранить Екатерину, постричь ее в монахини (этому никто бы не удивился и не воспротивился, заточил же Петр свою законную и ни в чем не виноватую жену в Суздальский монастырь, постриг ее в монахини, почему бы внуку не повторить опыт великого деда?) и жениться на Воронцовой, Павла тоже нетрудно будет ему устранить. Намерения его уже были очевидны.
Петр III переехал в Зимний дворец как раз накануне Пасхи, в Великую субботу, при Елизавете тут шли бы торжественные богослужения, но теперь, говорит Болотов, никакого праздника не было, «ибо как государь не хранил вовсе поста и вышеупомянутое имел отвращение от нашей религии, то и не присутствовал даже, по прежнему обыкновению, при заутрени, а представил все сие одним только духовным и императрице, своей супруге». Просто собрались «знатнейшие особы», чтобы его поздравить, вот и все.
И у Андрея Болотова не было праздника, он должен был думать о том, «как бы скорее и лучше причесаться и, убравшись в свой новый мундир (прусского образца. – О. Ч.), ехать к генералу»; он едва успел урвать несколько минут, чтобы забежать помолиться в полицейскую церковь.
И вот он во дворце (то было его первое посещение). «Самая уже огромность и пышность здания сего, – пишет он, – приводили меня в некоторое приятное изумление»; и при виде великолепия внутреннего убранства он «сам себя не вспомнил от удовольствия». Комнаты были набиты «несметным множеством народа», и «все разряжены были впрах». Были тут и иностранные министры, и генералы, и штабные офицеры, и штатские высшие чиновники, разнообразие и пестрота мундиров была поразительна. Болотов так всем этим залюбовался, что позабыл про усталость.
«Не успел я тут остановиться, – рассказывает он, – как через несколько минут и увидел двух женщин в черном платье и обеих в Катерининских алых кавалериях, идущих друг за другом из отдаленных покоев в комнату к государю. Я пропустил их без всякого почти внимания, но каким удивлением поразился я, когда, спросив тихонько у стоявшего подле себя одного полицейского и мне уже знакомого офицера, кто бы такова была передняя из прошедших мимо нас госпож, услышал от него, что то была сама императрица. Мне сего и в голову никак не приходило, ибо видел до сего один только портрет ее, писанный уже давно и тогда еще, когда была она великой княгинею и гораздо моложе, и, видя тут женщину низкую, дородную и совсем не такую, не только не узнал, но не мог никак и подумать, чтоб то была она. Я досадовал неведомо как на себя, что не рассмотрел ее более». Болотов Екатерину действительно не разглядел, в те годы она выглядела по-другому. «Но как несказанно увеличилось удивление мое, когда на дальнейший сделанный ему вопрос о том, кто б такова была толстая и такая дурная собой, с обрязглою рожею барыня, – он, усмехнувшись, мне сказал: «Как, братец! Неужели ты не знаешь? Это Елизавета Романовна!» – «Что ты говоришь? – оцепенев даже от
