к нему ночью этот самый святой Протопей и молвил: «Место мое здесь, в храме Господнем!», а утром лик на стене висел. «Чудо!» – кричали вокруг и верили. Знали бы они, сколько это «чудо» весит и сколько я потратила сил, чтобы переправить его через Оку.
– Ладно, Носков, – хмыкнула я, от сытости захотелось быть милой и щедрой.
– Савков.
– Ладно, Носков, предлагаю перемирие.
Тот хмыкнул и протянул руку, я быстро пожала ее, а потом, не стесняясь, обтерла свою ладонь о рубаху. Но когда раскрасневшаяся хозяйка поставила перед ним тарелку гречневой каши с кусочком тающего сливочного масла на верхушке горки, то все мои теплые чувства моментально испарились, осталась одна зависть. Савков, между тем, запустил в кашу большую деревянную ложку и принялся жевать.
Ночь в общей комнате на соломенном тюфяке окончательно настроила меня против новоявленного приятеля, который в это время отсыпался в отдельной спальне на хозяйской половине дома.
Черт возьми, кто же такой этот Носков, вернее Савков?!
Глава 2
Наш проводник появился ранним утром. Он в нерешительности топтался на пороге трапезной, сжимая в руках огромную черную шляпу с белыми перьями – высокий худой юноша в длинном плаще с бархатной подкладкой. Его невообразимая старомодная сабля царапала не слишком чистые полы, высокие сапоги с позолоченными, но несколько потускневшими шпорами доставали почти до колен. Весь облик новоявленного знакомого буквально дышал юностью, свежестью и наивностью.
– Спорим, это он, – я ткнула ложкой в сторону двери.
Савков неохотно обернулся и что-то нечленораздельно промычал, а потом снова накинулся на кашу. Парень заметил меня и радостно улыбнулся, будто встретил старинную приятельницу. Звеня шпорами, он пересек комнату. Жующий народ, как заколдованный, поворачивал к нему головы, мгновенно умолкая.
– Я Лулу Копытин, – выдохнул он сладким голосом, совсем непохожим на мужской.
– Ты наш проводник? – деловито поинтересовалась я, облизывая ложку. Парень неуверенно кивнул, длинные золотые волосы рассыпались по плечам. – За комнату заплатишь?
Утро пахло свежестью и непередаваемым ароматом октября, какой бывает перед самым началом настоящей осени. За ночь дороги подсохли, но в глубоких колеях плескались лужи с разноцветными островками листьев. Изредка из-за темных дождевых облаков выглядывало солнце, тогда становилось тепло и как-то особенно грустно. Если честно, я ненавидела осень. Когда лето уходило, я впадала в оглушающую меланхолию и особенно остро ощущала собственное одиночество. Я даже бросала читать в газетных листах траурные сообщения, ну знаете, такие крошечные заметки в черных рамках. Не посчитайте меня умалишенной (хотя спорить не буду, в каждом гении есть капля сумасшествия), просто, когда читаешь о чужой смерти, чувствуешь себя особенно молодой и пышущей здоровьем.
Не торопясь, мы следовали к переправе через Оку. Река разделяла Окское королевство
