искусно изготовленная кукла, одетая в вышитую рубашечку. То ли Соломония попросту имитировала рождение сына, чтобы досадить бывшему мужу, то ли, помня о судьбе его племянника Дмитрия, решила, что после женитьбы князя на литовке ребенка слишком опасно доверять отцу.
Как бы то ни было, сына Василий не увидел, но призрак этого мальчика всегда стоял перед его глазами. У Фроловских (Покровских) ворот князем была построена обетная церковь Георгия Победоносца, она не сохранилась. Покровскому монастырю, где жила старица Софья, неожиданно подарены села… А еще есть запись во вкладной книге ростовского Борисоглебского монастыря о поминании князя Георгия Васильевича 22 апреля. Но кроме сына Соломонии, ни одного князя с таким именем тогда не было, младший брат Ивана Грозного Юрий (Георгий) родился позже и осенью, а не весной. Подсчеты же показывают, что сын Соломонии мог родиться примерно в середине апреля, тогда он должен быть наречен Георгием в честь покровительствующего святого. Что-то подозрительно много совпадений…
Во-вторых, в новом браке у князя тоже долго не было детей. Лишь после четырех лет Елена Глинская забеременела и 25 августа 1530 года родила долгожданного наследника. Его торжественно крестили в Троицком соборе и нарекли Иоанном. Это будущий царь Иван IV, которого мы знаем как Грозного. В ночь рождения княжича над Москвой и над большей частью Руси бушевала страшная гроза, природа словно предупреждала, что в мир пришел непростой ребенок. К сожалению, так и получилось. Злые языки в Москве утверждали, что подлинный отец княжича вовсе не Василий, а кто-то другой, например, фаворит княгини Иван Федорович Телепнев-Оболенский по прозвищу Овчина. Но, конечно, при князе сказать такое вслух никто бы не решился, если только не был самоубийцей. Василий очень гордился первенцем, а затем и вторым сыном Юрием, рожденным незадолго до его смерти. Князь не узнал, что младший княжич уродился глухонемым…
– Чего ты хочешь? – Старица выглядела усталой, ей, видно, надоели расспросы и выведывания. Соломония очень умна и хорошо понимала, чего ради приехала к ней новая княгиня. А Елена сама не знала, как спросить про тайное. В Москве упорные слухи, что старица Софья в монастыре сына родила, мол, потому и не хотела добром постриг принимать, что уже была тяжелой. А куда тот сын девался?
Старица в черном одеянии и возрастом Елене в матери годится, а рядом не поставить, куда как хороша. Ее красота не такая, как у Глинской, с Елены смой все ее румяна да белила, насурмленые брови сотри, и поблекнет красавица, а Соломония и в годах немалых, и живет затворницей, но румянец свой на щеках, даром что черным платом прикрывается. И брови вразлет, подрисовывать не надо. Только грусть в глазах неизбывная, но грусть эта притягивает. Телепнев невольно залюбовался, заметь это Елена, было бы несдобровать, но та видела только ненавистную соперницу, про которую все углы во дворце и улицы в Москве то и дело напоминали!
– Ты… сына родила?..
Глаза Соломонии
