и кажется большим! – ответила, не выдержав, Рынна.
– Да как ты смеешь так говорить! Мой сын почти настоящий мужчина, он никого не боится… Твой сын ранил его в спину, подкравшись к нему, когда он спал после охоты! – рассердилась Гырка и, схватив тлеющий уголь, бросила его в Рынну.
– Это ложь! И все это знают! Уюк никогда ни на кого не охотился! – крикнула мать Агама, уворачиваясь от летящего в нее угля. – Твой сын никогда не попал копьем даже в дохлую лягушку.
– Потому что Уюк очень болезненный! Он родился в голодный год! – Гырка прижала к себе своего толстого и неуклюжего отпрыска, всего измазанного оленьим жиром.
Разозленный парень, которому не нравилось, что мать роняет его престиж перед подростками племени, схватил уголь и швырнул его в выглянувшую из пещеры Омру, но промахнулся и попал в одного из мужчин, спавшего у костра. Воин, которому углем обожгло кожу, вскочил и, размахивая топором, гневно заорал, что выпустит кишки тому, кто это сделал.
Уюк быстро спрятался за широкую спину матери и сделал вид, что он здесь совершенно ни при чем.
Вася, осмелев, уже не прятался за ивой, а, скрытый в тени дерева, наблюдал за происходящим с расстояния двадцати метров.
Он видел освещенных светом костра, одетых в шкуры или прикрытых набедренными повязками мужчин, женщин и детей, заметил их деревянные длинные копья с каменными наконечниками, топоры и прислоненные к скале тяжелые луки, на которые вместо тетивы были натянуты бычьи жилы. Искусство изготовления луков и стрел в то время только начало зарождаться, потому наиболее опытные охотники предпочитали им надежные копья и палицы. Хотя, соглашались они, стрела и летит дальше, чем копье, но она не остановит ни хищника, ни оленя, а только разозлит его, заставив или убежать, или перейти в атаку. Стрелы были хороши только при охоте на мелкую и среднюю птицу, хотя такой промысел взрослые мужчины презирали, считая, что он хорош для подростков, не прошедших еще обряда посвящения в мужчины, и недостоин настоящего воина.
Вася различал отдельные голоса, вслушивался в смех и крики людей. Язык их был, разумеется, совершенно непонятен мальчику, потому что, конечно, первобытное племя не говорило по-русски.
– Пещерные люди, – пробормотал он. – Ну и дела! Куда это меня занесло?
Вася когда-то видел кино про перемещение во времени, но там, чтобы попасть из одной эпохи в другую, нужна была машина величиной с дом, открывавшая вход в другое измерение. Но ведь он не пользовался никакой машиной времени? «А что, если… – от этой мысли мальчику даже стало страшно, – что, если то самое окно в пространстве, которое открылось тогда у ручья, тот прямоугольник, сквозь который просвечивала неизвестная скала, и был входом в иное время?» Теперь Вася уже в этом не сомневался. Итак, он попал в прошлое, причем неизвестно, в какое далекое. Сколько лет еще должно пройти до его рождения? Десять тысяч, пятнадцать тысяч или больше лет? Впрочем, это уже не важно. Как любил шутить его папа, «столько
