угол кабинета, поближе к Савенкову.
– Игорь, это опять Парнас звонил. Предложил встречу… Все, ребята, – Павленко резко обернулся к сидящим за столом. – Все! Аудиенция закончена… Вам, Катя, я сам позвоню. А с господином имиджмейкером мы продолжим беседу о моем моральном облике завтра в десять утра. За ночь постараюсь вспомнить все свои… внебрачные связи. Чтоб ни одна Моника не проскочила!
Горелов запер сейф, взглянул на огромный портрет «железного Феликса» и вышел из кабинета. Сделав несколько шагов по коридору, он развернулся и опять открыл свою дверь. Так он делал всегда. По крайней мере – последние пятнадцать лет. Он панически боялся пожара. Однажды, вернувшись с совещания, Горелов с трудом вошел в свой кабинет из-за едкого дыма от перекалившегося кипятильника, от сгоревшего лимона, чая, сахара… С тех пор у него и появился этот пунктик: как бы тщательно он не проверил все перед уходом – заперев дверь, он через несколько секунд вновь открывал ее и опять все осматривал…
Точного времени для обеденного перерыва у Горелова не было. Иногда он вообще не покидал кабинет, обходясь чаем и прихваченными из дома бутербродами. Не сегодня был «сеанс связи». Горелову надо позвонить из автомата и как можно дальше от здания на Лубянке. Он точно знал, телефон того, кому он будет звонить – прослушивается.
Прошлый раз Горелов звонил из Сокольников. Теперь придется ехать в другую сторону – на Тверскую или к Парку Культуры… Постояв минуту на перекрестке, он двинулся вниз по Кузнецкому Мосту.
Горелов давно уже старался выбирать такой путь, который не выводил бы его на Лубянскую площадь. Он боялся ее… Случилось так, что он оказался здесь в ту самую ночь, когда шумная толпа победивших демократов свергала с пьедестала бронзовую фигуру «железного Феликса». У всех вокруг были дикие, горящие от восторга и злобы глаза. Вероятно, Горелов не вписывался в общий облик народного ликования и к нему пристал явно сумасшедший старик с всклоченной бородой: «Что, не нравится? Или ты сам из палачей? Вынюхиваешь… Господа! Держите его! Это чекист… Он убегает! Ловите сатрапа. Бейте его…»
Выскочив с площади, Горелов позорно бежал, пробираясь сквозь темные проходные дворы Малый Лубянки и Мархлевского.
Остановился он только у Чистых Прудов. Вокруг было пустынно, спокойно, тихо. Но голос того старика с Лубянки звучал где-то внутри Горелова и заставлял постоянно оглядываться и переходить с места на место.
С тех пор Горелов терпеть не мог эту площадь с клумбой вместо грозного монумента. Ему казалось, что старик с пронзительным взглядом поджидает на том же месте, и увидев – обязательного схватит и на этот раз не выпустит…
Подходящий телефон Горелов нашел недалеко от Малого Театра. Он вытащил из нагрудного кармана листок с цифрами и приготовился изменить голос. Сейчас на том конце провода трубку снимет секретарша и он будет говорить с ней с грузинским акцентом.
– Здравствуйте. Это концерн «Байсол». Слушаю вас.
– Скажи, дорогая, Баскин на месте?
– Да, но у Ильи Максимовича совещание. Что ему
