залитую, а посреди поляны пень стоит старый, но крепкий. Мельник подходит к пню и достает огромный нож. А Прасковья из-за дерева смотрит, трясется от страха вся. Емельян Григорьевич скидывает одежду, втыкает нож в пень да как прыгнет через него! Прасковья глядь, а вместо мельника с той стороны пня волк огромный появился!
– Врешь! – Мишка произнес это из бравады, на самом деле парень чувствовал себя не очень уверенно.
– Не хочешь, не верь, – отрезала Анна. – В ту ночь в соседней станице волк двух лошадей задрал. И конюха. Только это было его последнее злодейство.
– Тетка Прасковья, конечно, станичникам все рассказала?
– Нет, – медленно ответила девушка, – она поступила по-другому. Когда оборотень по своим делам подался, Прасковья еще долго не могла в себя прийти, дрожала, плакала, а потом прокралась к пню да нож-то мельницкий из него вытащила. И домой побежала.
– Нож-то ей зачем?
Черные глаза девушки чужим взглядом пробежали по лицу Мишки.
– Затем, что, когда она нож вытащила, Емельян Григорьевич потерял всякую возможность снова человеком обернуться.
Парень проворчал что-то неразборчивое.
– Когда мельник к пню вернулся, он сразу понял, кто его тайны лишил. Следы учуял и к Прасковьиному дому пришел, да только ждали его там. Прасковья всех своих предупредила, Лексей Софроныч, отец ее, кузнеца позвал, Игната, вместе оборотня и заловили.
– Как же они его заловили? – недоверчиво прищурился Мишка. – Он же оборотень!
– Так и заловили, – со всей серьезностью ответила Анна. – Игнат слова знал нужные да и здоров был. Два дня оборотень в яме сидел да выл так, что вся станица от ужаса заходилась. А на третий день кузнец Игнат цепь сковал особую, и теперь Емельян Григорьевич сторожит Прасковьин дом. А мельницу люди сожгли.
– М-да, история. – Мишка провел рукой по роскошным черным волосам девушки. – Теперь понятно, почему тетка Прасковья на этих делах двинутая.
– И почему она меня не любит, – задумчиво добавила Анна.
– А ты-то здесь при чем?
Черные, чернее ночи, глаза девушки остановились на лице Мишки.
– Потому что мельник тот, Емельян Григорьевич, моему деду братом родным приходился. И тетка Прасковья нашу семью с тех пор не жалует.
– Да ерунда это все. – Мишка скептически посмотрел на полную луну и потянулся к алым губам девушки. – Ань, давай, а?
– Тебе бы все одно. – Девушка охотно ответила на поцелуй, но твердо остановила тянущуюся к шортам руку парня.
– Костик, я тебе обещаю, это дело не просто выгорит, оно потрясет весь русский ювелирный бизнес! – Штанюк возбужденно облизнул губы. – Ты войдешь в историю!
– Мне истории как раз не нужны, – усмехнулся Куприянов, перебирая черные четки. – То, что ты предлагаешь сделать, потребует слишком больших усилий. Я не уверен,
