с погодой, а «зеленое наступление»!.. Кто, кроме Экипажа, мог хотя бы поставить перед собой такую задачу? Никто.
Далее шли скучные новости: сколько процентов земель рекультивировано в минувшем году по отношению к общей площади загубленных в доэкипажные времена сельхозугодий, сколько возведено жилья, сколько здравниц и тому подобное. Минут через двадцать к вертолету подтянулись Сорокин и Штейниц, оба хмурые. Влезли и сели. Сорокин уставился на меня с гневом и гадливостью, как полководец на дезертира. Дай такому волю – прикажет расстрелять на валу кратера.
– Я напишу на вас рапорт, – проскрипел он.
– Сделайте одолжение. – Какой-то бес толкал меня в бок: надо поставить на место этого долговязого скрипуна. – Могу я поинтересоваться: вы нашли что-нибудь интересное?
– Не ваше дело.
– Как это не мое? Я пока еще член группы… Значит, не нашли? А что хотели найти? Было в кратере что-нибудь такое, в чем вам, руководителю группы, надо было убедиться лично?
– Молчать!..
– Значит, не было? Что ж, пишите рапорт.
На Магазинера Сорокин и не взглянул. Тот отдувался, пучил глаза и, как видно, пытался сообразить: чего ради я полез в бутылку? А просто так. Захотелось. Наследственный характер, если угодно. Говорят, в той жизни я тоже был не сахар, а раз говорят, значит, имеют на то хоть какие-то основания. Во всяком случае, собачиться мне тогда пришлось много, уйма времени ушла на бесполезные склоки. Иногда – с достойными людьми.
Ничего не поделаешь – карма.
А, чушь, обойдется. Никакого рапорта Сорокин не напишет, потому что тогда я на него тоже напишу. Дурак он будет, если напишет. Будем считать мою провокацию тестом на административные способности, а отчасти и на интеллект. Поглядим.
Зря Магазинер смотрит. Он, может, и боится испортить отношения с начальством, да я не боюсь. И никогда не боялся, даже в прошлой жизни. Какую отповедь однажды дал Шувалову – до сих пор вспоминаю с удовольствием. Рисковал, но обошлось. Милейший Иван Иванович уважал меня безмерно, помогал много, стишки свои бездарные мне приносил – скажите, мол, свое веское слово, Михайло Васильевич! – но зачем же было пытаться мирить меня с психом Сумароковым? Это уже вмешательство в личную жизнь.
Вмешался – получи.
И что же Сорокин себе думал? Что раз он руководитель группы, а я в ней самый младший и по званию, и по возрасту, то мне по струнке ходить и в рот ему смотреть?
Хрен с маслом. Буду ходить так, как считаю нужным, а в рот ему пусть дантист смотрит, для меня там нет ничего интересного.
– Товарищ полковник, полетели, что ли? – обернулся к нам пилот.
– Да. В лагерь.
Полевой лагерь был развернут километрах в семидесяти от кратера на хорошей большой поляне возле речки, названием которой я не поинтересовался. Вывал леса на таком удалении не был
