облачка крахмала.
– Сваришь себе. Когда захочешь. Только не забудь потом выключить газ.
Один раз он забыл.
Наверное, мне и правда надо жить вместе с ним. Один он становится опасен. Но я не могу...
Из комнаты по-прежнему доносились возбужденные голоса. Я так давно не смотрел телевизор, что забыл, до чего они фальшивые, эти озвучки сериалов. Те, кто их делает, даже не дают себе труда притворяться, и так сойдет. И правда, кто их смотрит днем? Старики. Пенсионеры. Может, домохозяйки, хотя лично я не видел ни одной домохозяйки.
– Ты что, не слышишь? Я тебя спрашиваю.
– Ты о чем?
В комнате женщина отчетливо сказала: «Он разбил мне сердце!»
– Какой сегодня день?
– Семнадцатое.
Календарь висел на стене. Прошлогодний. Надо бы купить ему новый календарь, но ведь год уже кончается... Наверное, на этот год уже не продают. А может, наоборот, продают, но со скидкой. Тогда он будет рад.
– Какой день недели, я тебя спрашиваю?
Он легко раздражается. Это старческое. Хотя он и раньше легко раздражался. Тогда это выглядело гораздо страшнее. Вставал из-за стола, отталкивал тарелку так, что суп выплескивался на скатерть, уходил. Он мог взорваться по любому поводу, что добавляло остроты семейным обедам.
– Вторник.
– Почему ты не на работе? Сегодня будний день.
– У меня гибкий график, – сказал я, чтобы не вдаваться в подробности.
– Гибкий график у бездельников. Нормальные люди работают в рабочие дни и отдыхают в выходные. Ты слышал про такой документ, как трудовая книжка?
– Что-то слышал. Серенькая такая.
– Не ерничай. Тетя Лиза все время спрашивает о тебе. Где ты работаешь, женился ли? Что я мог ей ответить? Что ты никто и звать никак? Даже вуз не закончил. Где твоя работа? Как называется это учреждение? Чего молчишь?
– Папа, хватит.
– Ничтожество. Посмотри на себя. Бездельник и ничтожество.
Его любимое слово. Раньше он произносил его с удовольствием. Посмотри на себя. Посмотри на меня. Видишь, какой я умный и удачливый? Чего я добился? Но сейчас он старый. Старики не бывают удачливы. Думаю, именно поэтому в первобытных племенах старались от них побыстрей избавиться. Не потому, что старики были в тягость. Чтобы удача не убежала и от молодых.
Так что «ничтожество» – это, скорей, присказка. Так, украшение речи. Якорь, который можно закинуть в зыбкую муть настоящего.
– У тебя все лекарства есть?
– Откуда я знаю?
Я взял мятую коробку из-под конфет, в которой лежали лекарства. На дне расплылось бурое пятно, скорее всего он поставил ее на стол, куда предварительно пролил чай. Надо ему купить на блохе шкатулку, что ли, поглубже и побольше. Но он же решит, что в ней полно микробов.
– Кордиамин кончается. Я принесу на той неделе. И поменяй ты, бога ради, эту майку. Есть же чистые майки, вон там, в шкафу, я их туда при тебе складывал.
– Не указывай
